Ольга Трушкова - По лабиринту памяти. Повести и рассказы

Аня спирт пить не хотела, вырывалась, но Петр твердо сказал короткое «надо» и силой влил в неё эту горючую смесь.

Найдя подходящую для себя одежду, облачился в неё, снял с Аниной спины свою телогрейку и бросил возле топчана принесенный Танькой рюкзак. Сама разберется, некогда ему тут с ней нянчиться! Подбросил в печурку дров, закурил и вышел на улицу. За него ведь тоже никто работать не будет.

Купание в ледяной воде для Ани на данном этапе прошло без последствий. Но только на данном. Оно ей ещё не раз аукнется потом. Петру же оно «аукнулось» уже на следующий день, когда они опять встретились на плоту. Зацепился паренек за эти «кожу и кости», крепко зацепился.

И начал он демонстрировать Ане знаки внимания: то шутку в её адрес отпустит, то толкнет, вроде, невзначай. Не в воду, конечно, Боже упаси! Опять самому туда прыгать?! Хотя…

На гармошке играет, частушки поет – ей подмигивает. А она как будто не видит и не слышит. Слегка обнять попробовал – руку со своего плеча сняла и на другое место пересела. Обнял нахальнее – так посмотрела своими серыми глазищами, что руки сами опустились.

А чем ещё можно привлечь внимание девушки, простой паренёк из таёжной глуши не знал. Деликатному обхождению не искусен был. Где обучаться-то, у кого и когда? До войны только семь классов и закончил. Книжки читать про всякие нежности было некогда. С четырнадцати лет в леспромхозе чертоломит: сучкорубом, чокеровщиком, вальщиком, теперь вот на сплаву. Да и она сама-то кто? Такая же леспромхозовская девчонка, только с соседнего участка. А корчит из себя королеву тайги!

Разозлился Петр на Аню, уволился с работы и уехал куда глаза глядят.

Глаза глядели в райцентр. Здесь Петр прикупил за бесценок себе домик, устроился на железную дорогу путеобходчиком и закрутил напропалую с осмотрщицей вагонов разведёнкой Лизой. Она всегда была веселой, не выламывалась, как некоторые, и позволяла Петру не только обнимать себя.

Но главное, у Лизы были почти такие же, как и у Ани, серые глаза и такие же светлые волосы. Правда, Аня заплетала их в толстую косу, а Лиза носила короткую прическу. Да какая разница, Аня или Лиза?

Лиза быстро навела порядок в новом жилище Петра. На окнах появились занавески, как-то незаметно для него сюда перебралась Лизина посуда и прочее, вслед за всем этим перебралась сюда и сама Лиза.

А может, и ничего, тоскливо думал Петр, может, так и надо?

Но через неделю Лизин заразительный смех стал просто невыносим и напоминал ему конское ржание, через две – её серые, почти Анины, глаза превратились в грязные пуговицы от его рабочей куртки, а короткие волосы ему, оказывается, вообще, никогда не нравились.

На третьей неделе Петр выгнал Лизу вместе с занавесками, посудой и всем прочим, запер дверь на замок и поехал на попутном лесовозе предлагать Ане пустой дом, руку и сердце. Больше ничего предложить он ей не мог. Ничего у него, кроме этого, не было…

И ведь добьется своего Петр! Через год Аня переступит порог его дома, повесит на окна свои занавески, перевезёт сюда свою немудреную меблишку и двух братьев.

А ещё через год, краснея и заикаясь от смущения, скажет Петру, что она понесла.

Петр почешет затылок, довольно крякнет, разопьет чекушку с друзьями из столярной мастерской при локомотивном депо, принесет оттуда две доски, несколько брусков и начнет по вечерам мастерить кроватку для будущего наследника или наследницы. Все равно, кого. Кто бы ни родился, Петр будет его любить. Он это знает, потому что уже любит его, своего еще не родившегося ребенка.

Тяжело досталась Маша маме, это было первое «ау» того купания. Аня двое суток не могла разродиться, и двое суток бегал вокруг старого деревянного здания Петр. Он матерился в бога, в черта и в медперсонал роддома. Он то затихал, то опять буянил, рвался к Ане и даже сам хотел принимать роды, доказывая старой санитарке, что так будет быстрее. Старая санитарка вызвала участкового.

Участковый был с похмелья. Петр сбегал в ближайший магазин, купил чекушку, поведал участковому о своем горе, и теперь они уже вдвоем бегали вокруг роддома. Сделав пару кругов, присели передохнуть. Хороший мужик, этот участковый! Сочувственный!

– Ты только вникни! Я заглянул в коридор, а они, в белых халатах которые, кофту какую-то рассматривают! И это в то время, когда моя баба родить не может! – негодовал Петр, выливая остатки водки в алюминиевую кружку. Её Петр взял «на время» по совету участкового в коридоре роддома – стояла на крышке бочки с привозной водой.