Марк Агатов: Предсказания Вольфа Мессинга

Когда торговка цветами появилась на остановке автобуса со своими желтыми розами, мне и в голову не могло прийти, что Марат заставит ее положить цветы на грудь погибшего авторитета. Какая-то странная идея, превратившаяся в некий символ, а может, это была месть журналиста трусливой бабе с цветами, которая не хотела помочь обворованному человеку. Мой герой отомстил ей, зло и беспощадно, превратившись на ее глазах из жалкого «терпилы» во всемогущего «народного мстителя», взрывающего автомобили, а колючие желтые розы стали символом силы и справедливости.

Все. Пора тормозить. Я вгоняю ничего не значащий для сюжета моего романа эпизод в рецензию на книгу. Так поступают литературные критики. Выхватив из романа какой-то кусок текста, они начинают с умным видом хороводить его своими измышлениями, объясняя автору, что он имел в виду на самом деле. И что тогда остается автору: кивать головой, соглашаться, а может, броситься во все тяжкие и доказывать критику и читателям, что баба с цветами – всего лишь поток сознания и, выписывая ее образ, ничего подобного он не думал. Да кто ж тебе поверит, если своим коллегам из ЛИТО ты толком так и не смог ничего объяснить.

Можно было бы поговорить об этой женщине с Владиславом Бахревским. После вступления в Союз писателей я вновь стал встречаться со своим учителем и приносить ему рассказы, один из которых был даже опубликован в газете «Совершенно секретно».

Тем самым я хотел доказать Владиславу Анатольевичу, что уже освоил и этот самый трудный жанр. Но думаю, что ему достаточно и своих литературных героев, сочно выписанных, навсегда запомнившихся миллионам читателей.

Ладно, бог с ней, с продавщицей желтых роз. Кому она интересна, кроме автора. Читатель детектива пролистнет ее и навсегда забудет, потому что в ней нет тайны и она ничто для сюжета. Просто яркий эпизод, один из тысячи в моем длиннющем романе по имени жизнь.

В советское время за книги можно было сесть в тюрьму, попасть в сумасшедший дом и навсегда стать «не издаваемым» и «нечитаемым». Но пришло другое время, сменилась идеология, и за что раньше сажали, сегодня возносят и награждают. В отличие от борцов за светлое будущее и «незалежность» Украины, в моих книгах не было сиюминутной политики. Я писал о людях, закручивая криминальный сюжет вокруг придуманной мною истории. И никогда не думал, что человек, «узнавший» себя в одном из книжных героев, потащит автора в суд, требуя с него сто тысяч гривен за нанесенный моральный ущерб. История эта многим покажется «дикой и смешной», а особо недоверчивым – писательскими фантазиями. Но все это было со мной наяву: и суд, и свидетели, и адвокаты. Мало того, известный русский писатель Владислав Бахревский направил в суд рецензию на мой короткий рассказ, в которой были такие слова:

«Серьезные писатели невыдуманных историй не пишут. Писатель мыслит образами, а образ – не фотография, не портрет даже очень колоритного человека. Писательские образы, иначе говоря, персонажи рассказов, романов – это приговор времени. Через персонажи и картины жизни, якобы конкретные, а на самом деле нафантазированные, писатель раскрывает суть современности, всю ее подноготную».

А теперь, правда из первых рук о подсудимом рассказе, написанная мною несколько лет назад.

Эту рецензию на один-единственный рассказ, а она у меня хранится в особой папке «расстрельного архива Марка Агатова», уже можно включать в книгу рекордов Гиннесса Украины, а может, и всего бывшего СССР. (На мировую славу я не претендую, хотя может быть, и там подобного прецедента не удастся отыскать).

Но не буду томить читателя длинными «детективными подводками» к раскрытию главной тайны криминального чтива, а расскажу обо всем по порядку.

В 2002 году я работал в газете и параллельно сочинял детективные истории. Честно говоря, делать это было непросто, потому что газета ежедневно требовала информацию о курорте, интервью с начальниками и судебные очерки, а мне хотелось писать рассказы и наконец-то закончить очередной криминальный роман. Поэтому, чтобы выполнить план «по-строчкам», я предложил редактору опубликовать в газете несколько моих криминальных рассказов. Написаны они были «газетным языком», легко читались и могли добавить нашему изданию новых подписчиков, любителей детективов. Но чтобы не превращать в глазах серьезных читателей «общественно-политическую газету» в нечто «литературно-художественное», в последний момент на полосе над моими текстами сменили рубрику «рассказ» на «невыдуманную историю». Я вначале даже не заметил новой рубрики и продолжал посылать свои рассказы в редакцию. Их печатали, я выполнял «план по строчкам», а в свободное время работал над криминальным романом о крымской мафии и наемных убийцах. Эта идиллия продолжалась недолго.