Наталия Шимонова - Октомерон. Путешествие по Андалусии

Общество поклонилось мне и выразило шумное одобрение моим словам и удивление тому, что я оказался наполовину итальянцем и родился в Риме.

– Однако, – начала свою речь одна из дам, – отчего вы отдаёте дань только тем кабальеро, которые назвали себя? Отчего вы не предположите, что не только одни они, из собравшихся здесь, андалузцы?

– Простите меня, сеньора, но я только побоялся опередить события! – ответил я.

– Что же, коли вы такой деликатный кабальеро, то мы с сестрой, – тут она переглянулась с молодой девушкой, сидевшей с нею рядом, – только можем выразить вам своё восхищение. Позвольте же нам, сеньоры, также назвать себя, – обратилась дама уже ко всем.

Всё общество приготовилось со вниманием выслушать даму.

– Моё имя – донья Альфонсина Лусиантес—и-Руис де Кастро. Я уроженка Севильи, как мои брат и сестра, и ныне живу в этом славном городе близ монастыря босоногих кармелиток. Мой супруг – также севильянец и оба мы происходим из семей, что жили в Андалусии с самых тех времён, когда с этих земель были изгнаны мавританские правители. Мою младшую сестру зовут Мария Лусиантес, – дама указала веером, который она держала в руке, на девушку, сидевшую подле неё. – А сопровождает нас наш младший брат дон Родриго Лусиантес-и-Вега, – прибавила она. – А следуем мы в Кадис, так же, как и добрый сеньор дон Санчо, – дама поклонилась сеньору де Санта-Крус, а он поклонился ей в ответ.

Дон Родриго также поднялся и поклонился. Это был весьма скромный и красивый молодой человек, летами он был значительно моложе своей замужней сестры, потому никто не удивился тому, что она представила его, и никто не счёл, что это было неподобающе. Сеньорита Мария, сидевшая подле брата, была также очень красива. Голова её была покрыта белой кружевной мантильей, а в руках она так же, как и сестра, держала костяной веер. Когда старшая сестра назвала её имя, то она скромно поклонилась всем. Донья же Альфонсина, зрелая красавица, была покрыта чёрной шёлковой мантильей и вместе с сестрой они производили такое сильное впечатление, что всякий художник пожелал бы написать портрет этих двух дам.

Общество поклонилось донье Альфонсине, сеньорите Марии и дону Родриго, и отдало должное красоте дам и учтивости их кавалера.

За оживлением, вызванным знакомством, последовало невольное затишье. В это мгновение я размышлял вот каким образом. Надобно же было такому случиться, думал я, чтобы все дамы и кавалеры, застигнутые непогодой на постоялом дворе, были уроженцы Гранады, или Севильи. И все они были андалузцы до мозга костей и этим гордились. Эта мысль так воодушевила меня, что я решился нарушить тишину.

– Сеньоры! – начал я так. – Целью моего путешествия была Андалусия, как уже я и сообщил вам это. Мне хотелось собственными глазами увидеть то, о чём до сей поры я только читал в книгах или слышал в рассказах тех, кто успел тут побывать. Но также мне хотелось бы и встретить андалузцев, и послушать их рассказы о том, что могли бы они мне поведать, чего бы это ни касалось. Я думал составить книгу из тех заметок, что мне удастся написать самому, и из тех рассказов, которые мне доведётся услышать. Посему я сердечно рад тому, что встретил вас тут, сеньоры.

– Что же, нельзя не признать, что такие речи лестны для нас, как для местных уроженцев, – ответил мне сеньор Аугусто. – Что думаете вы, сеньоры?

– Мне эти речи так же приятны, но что же такого могли бы мы поведать человеку путешествующему и, к тому же, много знающему? – спросил дон Алонсо.

– Да ещё и писателю! – прибавил дон Хуан.

– Быть может вы, дон Бернардино (вы ведь позволите так вас называть?) вы скажете нам, чего бы вы хотели? По вашему лицу я вижу, что вы уже что-то придумали, – громко сказала донья Альфонсина.

– Ничуть не удивляюсь вашей проницательности, сеньора! – ответил я. – Ибо вы правы, и я знаю, что хотел предложить бы вам, но боюсь, что предложение моё столь необычно для компании людей малознакомых, что оно может вызвать в вас удивление или даже негодование. Этого я опасаюсь более всего!

– Дон Бенардино, скажите же нам, наконец, то, что вы желаете сказать! – подбодрила меня донья Альфонсина и к ней присоединились все прочие.

– Коли уж непогода свела нас вместе под этим кровом, – начал говорить я, – то я бы предложил всем использовать уже неоднократно проверенный способ скоротать время, которым не брезговали и венценосные особы. А именно, я бы предложил каждому из нас повести рассказ о том или ином событии, которому вы или были свидетелем сами, или слышали его из уст, заслуживающих всяческого доверия. Или даже пусть это будет сказка, но сказка андалусская, родившаяся в этих пределах. Для меня этот способ провести время будет иметь то преимущество, что я получу возможность быть не только рассказчиком – а я непременно поведаю вам какую-либо историю из тех, что мне приходилось видеть или слышать – но и буду самым внимательным и чутким слушателем! И в таком качестве я надеюсь почерпнуть множество интересных сведений о вашем крае и ваших обычаях. И только об одном позволении я буду просить у вас: о позволении записывать те истории, что я надеюсь услышать.