Екатерина Русина - Душа в чемодане. Записки бортпроводницы

Как-то нашей семье пришлось жить на втором этаже банного корпуса в нашем гарнизоне, в крошечной комнатке, бывшей столярной мастерской. Мы не жаловались, в общем-то, но, когда я шла с ребятами из школы и они говорили: «А давай к тебе в гости зайдем», у меня сердце уходило в пятки, я краснела и всячески отговаривала их от этой затеи. Дети такие злые, они смеялись надо мной потому, что у меня слишком бледная кожа и слишком длинные волосы, или что у меня рюкзак не модный, так что бы они со мной сделали, узнав, где я живу?!

Сейчас, в этой квартирке, во мне роится примерно то же гаденькое чувство. Не потому что мне тут плохо, а потому что мне всё равно где жить, а людям это непонятно.

27 мая 2008 г.

Как ни странно, снова Монастир. Этот рейс, определенно, лучше, Анталии – больше налёт и спокойнее пассажиры. Стоянка в Монастире обычно случается в ночное время, так что я понятия не имею, как он выглядит, и для меня это просто рабочая смена от взлета до посадки. В густой темноте мелькают смуглые лица сотрудников аэропорта, чувствуется легкая приятная прохлада, слышится шелест редких пальм и глухой шум вспомогательной силовой установки. Разбросанные ощущения – усталость после довольно длительного ночного полета, настойчиво клонит в сон, а в воздухе неприступный запах моря, которое мы не увидим. Всего пять минут на трапе, шейный платок трепещет на ветру, голова тяжелая от слишком туго стянутых волос, ноги гудят от напряжения. Только пять минут, и мне пора раскладывать пледы по багажным полкам. Мимолетное ощущение, что я на самом деле где-то побывала.

Монастир – это небольшой портовый городок, к нему примыкает район Сканес с массой отелей, растянутых по побережью аж на шесть километров. Арабские древние постройки, мавзолей первого президента Туниса, кафе и ресторанчики. В отелях множество программ по оздоровлению, очевидно, что этот курорт не для буйных дискотек и пьянок. Лично для меня это только плюс, так как пассажиры ведут себя прилично на борту. В салоне почти пятьсот человек, и все они могли бы рассказать мне, как они провели время в этом загадочном уголке, который я никогда не увижу. Но у меня нет привычки заводить беседы с пассажирами, только если они сами на этом сильно настаивают. А настаивают они крайне редко. Так что до свидания, город-невидимка.

29 мая 2008 г.

Завтра первый день лета и у меня выходной! Можно будет поехать в Москву, погулять в Сокольниках, на Чистых Прудах, побродить по Красной Площади, рассматривая туристов из разных стран, легко соглашаясь на просьбы их сфотографировать. Потом пешком пройтись до метро Третьяковская и посидеть в любимом кафе «Апшу», читая первую попавшуюся книгу с полки, дописать письмо Сэру Ёжику и опустить его в ближайший почтовый ящик. А еще долго стоять на Чугунном мосту, рассматривая движения воды и солнечные блики. В конце концов, можно просто побыть собой, не бортпроводником, не девушкой в красивой форме, а просто собой, той самой, что иногда чувствует себя страшно одинокой и не хочет улыбаться через силу.

Сегодня рейс в Хорватию, город Пу́ла, последний рейс в этом месяце. Это всего четыре часа лёта туда-обратно, за которые можно успеть полюбоваться малахитовым пейзажем под крылом самолета, вдохнуть свежий воздух Адриатического моря, стоя на трапе в ожидании пассажиров. И, конечно, это не Турция, и это чувствуется по добродушным лицам людей на борту.

31 мая 2008 г.

Болгарский портовой город Ва́рна на Черноморском побережье пережил за свою многовековую историю и осаду, и оккупацию, и власть Османской империи, но сегодня ему предстоит новое испытание, не уступающее по своей опасности и разрушительности всем перечисленным событиям. На этот раз в эту историю втянута и я. Однако, обо всем по порядку.

Наш уютный Боинг 767 привычно и обыденно готовится к вылету, нагружается телегами с питанием, заливается вода, заполняются топливные баки, служба уборки приводит в порядок салон после выполненного рейса в Красноярск. Наш экипаж привозят на борт слишком рано, и мы толкаемся с лётными сумками, в чистенькой свежей форме среди больших черных мешков с мусором, натыкаемся на шланги пылесосов и скользим на мокрых тряпках. Обычно под конец рейса меня не волнует, как выглядит форма, но в начале всё же хочется смотреться опрятно. Некоторое время мы мешаем друг другу готовить борт, но вскоре уборка уходит и всё становится на свои места. Теперь мы спокойно, без лишней суеты, проверяем аварийно-спасательное оборудование, кресла, двери. Шеф беседует с командиром, техники бродят вокруг самолета, проверяют шасси, двигатели, хвостовое оперение. Ни с чем не сравнимый момент созерцания, тихого единения с атмосферой, с самолетом. Есть я и есть самолет, и я почти чувствую его дружескую поддержку. Но сегодняшняя тишина перед вылетом не глубоко умиротворяющая, она гнетущая, как затишье перед бурей, нервная, гулкая.