Екатерина Русина - Душа в чемодане. Записки бортпроводницы

Долгое время мы не могли нарадоваться, что нашлись снова. Позже Маша стала часто писать, что их отношения с мужем начали портиться, и жизнь со свекровью стала невыносимой. Впервые для меня прозвучало страшное слово «развод». Правда, фактический развод так и не случился, они просто стали жить отдельно. Маша снова доказала мне, что она – сильная и независимая личность, когда сняла дом и начала вести хозяйство вместе с маленьким сыном. Мы с Машей и сейчас крепко дружим, она поражает меня своими мудрыми советами, реализмом, легким отношением к жизни. Мы живем в разных городах, но это не мешает нам быть рядом.

Сегодня этот день легкой ностальгии для меня совпал лишь с одним важным событием – рейсом в Северную Африку, Тунис, город Монастир. Коллеги говорили мне, что на этот курорт обычно летят люди среднего и преклонного возраста, так как отдых там более размеренный, чем в Анталии. И правда – обстановка во время полета не идет ни в какое сравнение. После ужина пассажиры мирно спят, а я задумчиво смотрю в иллюминатор, вспоминая свою жизнь. Мне двадцать три года, кто-то скажет, что я еще не жила. Но в моей душе столько воспоминаний, что они едва успевают вытеснять друг друга.

25 мая 2008 г.

Судя по всему, у меня выходной, раз диспетчер так и не позвонил. Хотя в нашей работе никогда нельзя быть до конца уверенным, что у тебя выходной, могут в любой момент позвонить и вызвать на рейс в срочном порядке. Эта относительность вызывает постоянное чувство напряжения, если только в голову приходит мысль покинуть Авиагородок. Отсюда я могу в течение часа собраться на рейс и доехать до аэропорта.

Но сегодня я отваживаюсь поехать в Москву. Честно сказать, я всё еще не горю желанием покидать своё убежище, но совсем рядом столица, вдруг ей обидно, что я не обращаю на нее внимания? Да и мне просто хочется сходить в книжный, здесь его нет, а читать на скамейке у дома стало моей привычкой.

Сначала я добираюсь до станции метро Домодедовская на автобусе. До въезда в Москву мы едем по трассе, с обеих сторон спрятанной лесом. Потом на метро до центра. Метро по-прежнему завораживает меня, поглощает, но течение оптоволокна за окнами уже не напоминает о предыдущей работе.

Пока мы учились, всё было так занятно, мы переживали друг за друга, сходили с ума, пытаясь запомнить новые термины, мы не знали, что нас ждет. Теперь мы почти не видимся, переживаем в одиночку каждую подготовку к полету, надеваем форму без лишних эмоций. Только если на ней вдруг обнаруживается пятно от томатного сока за час до вылета. Мне немного не хватает того задора, что подстегивал нас в учебных классах, тех зависаний в неопределенности, размышлений о будущем. А, может, мне просто не хватает общения.

Москва стоит на месте, как выяснилось, книжный открыт, люди также ходят по улицам и толкаются в метро. Нет, ничего не изменилось, я ничего не пропустила.

К вечеру заезжаю в гости к Кате и Вове на пару часов, рассказываю о том, что ужасная дыра, в которую они меня привезли, стала квартирой, и Авиагородок нравится мне больше, чем Москва. Конечно, я скучаю по ребятам, но видимо я в чем-то отшельник. Меня тянет обратно, в мою квартирку с видом в никуда.

Закончилась моя маленькая власть. Закончилось моё уютное одиночество, к которому я начала привыкать и которым начала весьма дорожить. Ко мне переезжает Нарине́. Конечно, я итак довольно пожила одна, она сильно задержалась с переездом – никак не могла собрать вещи и решиться, ведь до этого она жила у каких-то родственников в Москве, и, насколько я понимаю, жила весьма хорошо, о ней там заботились, и условия жизни были достойные, но ездить оттуда в аэропорт очень уж долго. Наша квартирка не идет ни в какое сравнение с приличным жилищем в Москве, так что понятно, почему она не торопилась, хотя всё уже было оплачено. Итак, в моем скромном обжитом уголке появляется невероятная куча вещей Нарине́, все полки и шкафы разом заканчиваются. Даже немного грустно смотреть на то, как мой устоявшийся покой рушится. Нарине́ грустно от того, что теперь надо жить в таком жутком месте, мне – потому что теперь придется делить дом с кем-то еще. Снова. Зато теперь не будет одиноко, рядом будет человек, способный понять моё негодование по поводу томатного сока или ранней Анталии. Как ни крути, вместе веселее!

У меня возникает необоснованное чувство стыда, что ей приходится жить в таких условиях. Будто она приехала ко мне в гости, а я живу в унылой конуре с обшарпанными стенами, и у меня нет даже холодильника. А она такая принцесса, изящная и красивая, привыкшая к всецелому комфорту, изнеженная и хрупкая, что мне её жаль – как же она будет существовать в этом холоде, спать на этом затхлом скрипучем диване, вешать свои дорогие платья в полуразвалившийся гнилой шкаф? Я вроде как не виновата в этом всём, она сама пошла́ на это, и всё же возникает неловкое стеснение, что я могу жить в таких условиях, а ей это в тягость, значит, я… Военный сухарь, а не настоящая девушка?