Анастасия Фёдорова - Меломания

Пранкеры использовали нелегальное подключение, которое давало сбой, возможно, дело было именно в этом. Они умирали после атак и отпора оппозиции местных, вечно живущих здесь. После смерти революционеры возвращались в сеть бесплотными духами. Несли с собой изменения. Именно они стали дестройторами. Дестройторы охотились на Сольвию. Бесплотные, с кишащей внутри черной энергией. Они убили меня. Не все люди одинаково хороши, не все могут нести только свет, тепло и созидание, бывают и сеятели хаоса. Дестройторы, лишившись своего тела, помнили лишь свою функцию – уничтожение. Они разносили вирусы хаоса направо и налево, они вгрызались в иные миры, трепали их, рвали изнутри, унося новые жизни.

Постепенно зависимость от сети овладела их умами. Со временем лозунг революции был забыт, а пранкеры и революционеры превратились в мелких хулиганов. У них возникли последователи – игроки. Они могли подключиться совершенно легально, за определенную плату, я даже думал, что система сама их создала, чтобы внести разнообразие в этот спокойный мир любви, заботы и тепла. Игрок отличался от обычного пранкера и революционера тем, что приходил в сеть развлекаться. Его не интересовали вечная жизнь и любовь. Только драки, разборки, убийства, секс. Мы не могли отследить источник их появления: слишком надежно он был запрятан.

Кто-то начал собирать игроков у себя. Создал собственный мир, полный зла, хаоса и боли. Да, были такие люди, которые добровольно шли туда, но они не из нашего числа. Другие. Пришлые. Те, кто не видел и не знал настоявшей боли и смерти, невозможности смерти, невозможности уйти вновь из этого мира. Те, кого с детства окружала тепло и ласка, но пресытившись ей, они хотели убивать, погружаться в тьму, не понимая того, что творят.

Борьба с ними не имела смысла. Приходилось блокировать их внутри собственного сознания и в сети, чтобы исключить разрастание. Перебесившись, переспав с кем только можно, мы хотели создать что-то новое, и тогда некоторое группы людей приняли решение уединиться. Они находили друг друга вновь и вновь, не меняя тел, но оставаясь верным своему воплощению. А новенькие все прибывали и прибывали.

Пранкеры подняли меня с земли, теперь они осознавали, что я такой же человек, как и они. Я понимал их речь. Но куда они меня ведут, оставалось загадкой. Я надеялся, что они не будут меня пытать, выискивать новые лазейки между мирами и оставят в живых. Революционеры бросили меня между мирами. В пустое белое облако. Без звуков, вне ощущения пространства и времени. Через какое-то время я смог встать. Вдалеке маячил огонек свечи. Не разглядеть кто держал свечу, да и был ли кто-то там, или она висела в воздухе сама по себе, привлекая таких же изгоев из собственного мира, как я сам. Просачиваясь сквозь песочную тишину, моего слуха достигла мелодия. Я не слышал ее никогда. В ней отсутствовали слова. Словно небоокая богиня спустилась ко мне на землю и зовет меня, подавая знак свечой. Ее звали Сейшл.

Она явилась ко мне, как спасение. Была моим проводником по белой мгле, куда меня выкинули Пракнеры. Сколько дней, или, может быть, лет я провел здесь вместе с ней, внимая ей, познавая себя и ее. Она любила менять цвет волос одновременно с цветом глаз. То небесно-голубой, то цвет морской волны, то ярко-красный, то цвет базальтового облака, как все вокруг. В белый она облачалась, когда хотела от меня спрятаться. Так я понимал, что ошибся и должен остаться один, чтобы найти выход, уйти глубже.

Ее имя пахло апельсинами и пело марованом 3 3 Марован, киямб – музыкальный инструмент. . Оно пахло морем, щекотало ступни и ладони мягким песком, рождало улыбку на губах. Она сама была морем, безбрежным океаном, в котором я хотел плавать, подобно звезде, раскинув руки и ноги в стороны.

Сейшл любила петь. Обертоны ее голоса наполняли меня, как вода кувшин. Мы функционировали, словно единый организм, мгновенно отвечающий на малейшие изменения друг в друге. Она пела без слов, во всяком случае на протяжении всего времени пребывания с ней я никогда их не слышал. Звуки, которые она издавала, походили то на звон капель росы на утренней заре, то на шепот звезд, которые светят далеко-далеко в космосе за переделами возможностей наших физических тел. Иногда звуки напоминали лязганье металла, громыхание. Я даже не мог представить, что на земле, в том мире, из которого я пришел, человеческая гортань способна воспроизводить подобное. Но здесь Сейшл пела.