Людмила Старшинова - Мои истоки. Часть 1

Вот, и – Сочельник, а на завтра Рождество. Иначе, чем в доме Лукерьюшки отмечался этот день и сам праздник Рождества в общине. Было всё скромнее никакой помпезности, но с великим чувством праздника в душах. Сожалел Димитрий, что не может, как обычно, побаловать братьёв подарками. Славно отпраздновали Праздник. И прихожан собралось много и служба прошла на диво скоро и споро. Начались Святки с широкими гуляньями в Москве. Однако гулянья мало коснулись общины. Такой размах гуляний Димитрий видел впервые. Всё его забавляло, но участвовать в гуляньях он остерегался. Как посмотрит на это Макарий? Вдруг, осудит, а то и в деревню прогонит. А этого парень не хотел. Издали посматривал на все развлечения, и всё думал, и прикидывал, как бы увидеться с Лушенькой ненаглядной.

Наконец, наступил Сочельник перед Крещением. Трудный выдался денёк. От вёдер с водой у Димушки ныла спина. Быстрей бы купанье, тогда и отпустит натруженную спину, разольётся тепло от обжигающей холодом воды. Взлетит Душа, и запоёт вместе с Ангелами. Любил Димитрий эти купания, несмотря на трескучий мороз. А зима стояла суровая, под тридцать выдалось Крещение. Таких морозов отродясь на родине у Димитрия не было. Река Хапиловка, протекавшая рядом, не широкая, но глубокая. В ней и устроена была Иордань-купель. Немного боязно нырять было в прорубь, но он, не показывая виду, окунулся три раза, и выпрыгнул обновлённый. Радость с гордостью окутали всё его существо. А потом весь праздник стал ПРАЗДНИКОМ.

Все московские люди принадлежащие общине собрались в этот день вместе. Пришла на праздник в общину и Лёнка. В руке держала заветную записку от Лукерьи. Надеясь увидеть Димитрия, Лёнка крутила головой, чем вызвала недовольство окружающих: «Что, девка, крутишься, точно уж на сковородке, ведь не в аду ж ты». Присмирев, Лёнка увлеклась происходящим. Впервые она была на таком Празднике в таком скоплении народа. Женщины в лучших, но скромных нарядах, мужчины все – по-чину, в нарядных рубашках подпоясанных поясами. Торжественно вёл праздничную службу Макарий. А потом было угощение в трапезной, скромное, но Лёнке показалось самым вкусным, из того, что она когда либо пробовала. Угощение разносили девки и ребята, а руководил всем Димитрий. Поняла, что занят юноша, и окликнуть его, значит накликать беду, терпела, ждала, когда он сам к ней подойдёт. А Димитрий, увидев Лёнку, весь вспыхнул. Старая монашка увидела и прошептала: «Перекупался Димушка, кабы не заболел, выпей чайку, да медком закуси». Любили и жалели парня старушки, заботясь о нём, каждая пыталась угодить. И он ко всем был ласков и приветлив, для каждой находил слово, словно для матушки. Так и поглядывали молодые люди друг на друга издалека. Наконец-то закончился Праздник, расходится начал люд, тут-то и передала записочку Лёнка. А Димитрий, сунув записку в карман, продолжал хлопотать. На славу удался праздник! Ночь на исходе. Разошелся люд. Оставшись наедине с записочкой, Димитрий прижался губами к заветному листку бумаги прежде, чем начал читать. Как ему дорог этот связывающий его с любимой заветный листочек бумаги, испещрённый каллиграфическим почерком любимой. Таким, вот, романтичным был этот паренёк. Только эти романтичные поступки противоречили правилам воспитания в общине. Откуда такая романтичность, при такой нелёгкой судьбе? Он был наедине с собой, здесь не нужны притворства, он Любит, и любим. В чём здесь – грех? Наверно, жители обители найдут в чём. Но зачем об этом рассказывать, и показывать свои чувства? А как же честь, совесть и вера? Вера! Во что вера? Любовь! Она лечит все болезни; она выводит из всех испытаний, приготовленных судьбой; она всеобъемлющая, и если она есть, ничего не страшно. А как же вера? Вера! Вопрос – во что верить, часто посещал юношу. Даже однажды завязалась у него с Макарием на эту тему дискуссия. Не убедил его Макарий, остался Димитрий при своём мнении, что насторожило наставника. Вот, и сейчас он, в понимании единоверцев, совершает грех. Но, как же сладок этот грех. Вот, он заветный листочек, пахнущий его любимой.

«Дорогой мой, Димитрий! Истосковалось по тебе, родной, моё сердечко, аж занемогла я. Ничего не радует мой взор. Ты был так далеко, и я боялась никогда не увидеть тебя более. Никакие занятия не могли отвлечь меня от дум о тебе. Вышивая васильки, вспоминала твои глаза, рожь – пряди твоих шелковых волос. Как стосковалась по твоим письмам. Теперь я знаю, что ты рядом, и радость наполняет всё моё существо. Грех великий – наша с тобой Любовь. Папенька с маменькой не отдадут меня за тебя. Даже подумать об этом страшно. Как поступить? Как найти выход из создавшегося положения? Лёнка – одна надежда. Я готова на всё, что позволит быть нам вместе. Навеки твоя Лукерья.»