Паратиков Павел - Шаг на пути к небу. Роман

Ещё несколько минут отец с сыном молча постояли, обнявшись.

– Ну, пойдём сынок, за стол, – выпуская парня из объятий, прошептал Матвей. – А то я почитай уж дня два как не ел.

– Пойдём, пойдём, бать, – согласился Арсений, и они сели за стол, на котором в центре стоял казанок с картошкой и грибами. Все молча жевали, по – очереди ныряя в него ложками, то и дело поглядывая на Матвея.

– Ну как ты там сынок, жил-то всё енто время? – нарушил тишину Семён Евсеевич.

– Да дай хоть поесть сыну, – попыталась вмешаться жена, но он осадил её строгим взглядом, дав понять, что не стоит перебивать его, ещё и на людях. Без лишних слов она всё поняла.

– Да как жил бать, по-разному бывало, – дожевывая, ответил Матвей. – В основном с конями всю дорогу. Может енто и спасло. Он положил ложку на стол.

– Круглый год лес валили. Мужиков понадорвалось да поумирало много, а казаки то лошадники знатныя. Мы всё больше с лошадьми. Вывозили лес в основном, да на конюшнях работали. Так Бог и миловал. Он перекрестился. За ним повторили все.

– Слава Тебе Господи, – прошептала мать.

– Из наших станичников, со мной всю дорогу полковник Беляев был. В двадцать восьмом годе помер он. Матвей помолчал. – Убили его, – добавил он вздохнув.

Помолчав ещё немного, воспроизводя в памяти те события, он продолжил.

– Тот год голодно у нас было. Пайки урезали, приказали пояса затянуть. Кризис какой—то у их там образовался с поставками продовольствия в лагерь. Казаки на конюшне овсом маленько подкреплялись, а мужикам на делянке вообще голодно было. Михал Кузьмич очередной рейс леса вывозил. Оголодавшие мужики хотели коней евойных порезать да поесть. Когда охрана на шум прибежала, он уже порубанный топорами лежал. Матвей опять остановился и задумался.

– Жизнь положил, а коней уберёг казак. Этих прям там и постреляли, когда они на конвойных с топорами кинулись, а его конюшни привезли. У меня на руках и отошёл. Царствие ему небесное. Все опять перекрестились.

– Перед смертью наказал мне, как вернусь, за семьёй его приглядеть. Надоть на днях наведаться к ним, рассказать про батьку. А то ещё ждут поди. Матвей посмотрел на отца.

– Ой, бяда, – вздохнул Семён Евсеевич. – Прасковью Ляксеевну уж лет семь как схоронили. Настасья одна двоих братьев тянет. Всем миром помогаем, кто чем может. А батьку они ждали, ох как ждали. Отымишь ты у их надежду. Отец покачал головой. – Но и не сказать нельзя. Надоть, щоб знали.

– Ну, спаси Христос за угощения. Матвей встал из-за стола. – Разрешите прилечь, отдохнуть. Чую, сил уже совсем не остаётся, надоть поспать малость.

– Ой, – конечно, конечно, сынок, приляг отдыхать, я постелю. Мать быстро юркнула в спальню. Матвей пошёл за ней. Мария Тимофеевна, организовала постель. Он сел на кровать, стянул сапоги с тяжёлых ног, снял свою грязную и мокрую от пота рубаху, с прицепленным отцом «егорием», и посмотрел на мать.

– Спаси Христос мамань, що дождались. Женщина опять не сдержала слёз. Встав на колени перед сидящим на кровати сыном, она обняла его ноги.

– Тебе спасибо, що возверталси, сынок. Он положил свои руки ей на голову, и они просидели так несколько минут.

– Ну, всё мам, я выключаюсь, – заваливаясь на кровать, уже в полудрёме, пробормотал Матвей. Она помогла ему закинуть ноги, поцеловала его, и вышла из комнаты. Бандурин, полежал несколько минут, глядя в потолок засыпающими глазами. И с не сходящей с лица улыбкой провалился в глубокий сон.

Проснулся Матвей ближе к полудню. Рядом с кроватью, на стуле, лежали аккуратно сложенные его рубаха и штаны. Всё было выстирано и накрахмалено. Под стулом стояли начищенные сапоги, накрытые свежими портянками. Он оделся и вышел из комнаты. Дома никого не было. С улицы доносились голоса играющих детей. Матвей вышел во двор. На крыльце резвились Андрейкины сыновья. Они то заскакивали, то соскакивали с нижней ступеньки, соревнуясь, кто дальше прыгнет.

– Здорово жавётя, казаки! – прервал он их соревнования.

– Свава Богу! – ответили мальцы в один голос, не отрываясь от своего важного занятия.

– А куды ж все подевались-то? – поинтересовался Матвей у племянников.

– Все на лаботе, – ответил тот, кто постарше. – А бабушка в оголод пошва.

– А, ну понятно. Он вдруг вспомнил, что вчера, даже не познакомился с ребятнёй.

– Как же звать-то вас, казаки, – спускаясь по лестнице, и садясь на нижнюю ступеньку, поинтересовался дядька, – давайте знакомиться, что ли?