Юрий Балков - Проклятие Баальбека. Степная поэма

Легкие отряды монголов, выпустив стрелы, сошлись с кыпчаками в рукопашной, а потом неожиданно обратились в бегство.

Разгоряченные погоней, кыпчаки не сумели сдержать коней, и со всего маху налетели на кэшиктэнов. Те опрокинули и смяли кыпчакскую лаву. Расстроенные, обезумевшие от страха толпы бросились к реке, но в зарослях камыса их уже поджидали лучники и копейщики.

Один из заблудившихся в степи кыпчакских отрядов выскочил прямо на нукеров Додай-Чербия.

Китбуга вовремя пригнулся. Над головой просвистели две мохнатые кыпчакские стрелы.

Китбуга вынул из сагадака желтоцветный лук с завитками из козьих рогов, и, свесившись с седла, выстрелил в скачущего на него всадника. Тот рухнул вместе с конем.

Додай-Чербия повел нукеров в атаку. Хабичи врезался в самую гущу врагов. Он рубил, как батор смерти, но кыпчаков было слишком много. Китбуга не успел помочь ему. Три рослых кыпчакских барласа в стеганых халатах подняли его на копья.

Донай закричал от ярости и боли. Он бросил саблю обратно в ножны, вынул тяжелую секиру и стал крушить наседавших на него всадников, опрокидывая их вместе с лошадьми. Кыпчаки в ужасе повернули коней, но Китбуга преградил им дорогу. Смуглолицый кыпчак в лисьем малгае и черном кожаном панцире бросил в него копье. Китбуга отбил копье щитом и ударил кыпчака саблей, но тот хорошо принял удар. Он ударил еще раз, и снова сабля ушла в сторону.

Кыпчак успел повернуть коня. Донай едва не достал его волосяным арканом. Китбуга бросился в погоню, но жеребец передними ногами угодил в волчью яму, и он вылетел из седла.

К вечеру все было кончено. На черном фоне мглилась, истаивая, узкая розовая полоса заката. Всюду, куда глаз дотягивал, лежали убитые воины. Подобно безлистому дерисунху торчали копья и стрелы из мертвых тел…

Подобно безлистому дерисунху торчали копья и стрелы из мертвых тел…

Со временем эта картина стала для Китбуги привычной. Он пришел к мысли, что не нужно бояться смерти. Книга судеб пишется на небесах.

Конь падает на скаку, мужчина погибает в борьбе. И дело не столько в воинском счастье и умении владеть оружием, сколько в том, что сокрыто в душе каждого нукера: в его стремлении к жизни и готовности умереть, если так угодно судьбе.

Китбуга осознал это на берегу Амуя, где произошла последняя битва с меркитами. Прижатые к реке, они защищались долго и упорно, а когда поняли, что уже никому не выбраться отсюда живым, разожгли погребальный костер, и сначала бросили в него своих жен и детей, а потом сами шагнули в огонь.

Субудэй мог бы захватить мятежного Тоохта-беки, но он дал ему возможность умереть свободным.

Чингис пришел в ярость, когда узнал о гибели меркитского вождя, и приказал орхону не показываться в ханской ставке до тех пор, покуда тот не измерит вершины гор глупых сартаульцев, вздумавших приютить у себя кыпчу.

В год Зайца тумэны Субудэя переправились через Амуй. Китбуга вел передовую сотню. Первыми, кого они повстречали на том берегу, оказались кыргызы. На лбу у них были горящие кресты. Китбуга спросил, зачем они это сделали, и кыргызы ответили, что поступили так по совету бродячих монахов из Диарбекира, которые на исходе третьей луны месяца Неистовства, когда солнце вылизало все реки, и скот падал от бескормицы, забрели в их кочевья. И еще кыргызы сказали, что давно враждуют с сартаульцами и готовы сражаться с ними. Слава о непобедимом каане с берегов Керулена уже достигла бактрийских гор, где живут храбрые джабдалы. Кожа у них черна от солнца, а лица словно высечены из камня. Они тоже ненавидят Хана-Мелика, и по зову великого каана могут напасть на сартаульцев с тыла.

Китбуга отослал кыргызов к Субудэю, и тот составил из них отряд лучников и копейщиков.

Орда медленно шла по широкой ковыльной степи. Величавые курганы расплывались в слепящем мареве. Глядя на раскаленные камни и морщинистые русла высохших рек, у Китбуги возникло такое чувство, что Субудэй завел их в подлунное ханство, где живут асуры.

Через три дня юртаджи принесли весть, что началась большая война. Сартаульцы убили послов, и Чингис со всем войском перешел Арайский перевал и предал огню цветущую долину Хорезма.

Субудэй получил приказ соединиться у реки Шин с ойратским Шиги-хутуху, который с налета взял древний Орунгечи, и на его окраине выстроил пирамиду из отрубленных голов.

Отступая, Хан-Мелик бросил даже свой гарем. Он мечтал о власти над миром, а оказался трусливее зайца. Нукеры Китбуги первыми ворвались в его степной дворец, где в одной из расписных комнат обнаружили султанских жен и наложниц.