Елена Молозева - Домашний адрес. Рассказы

Мы с Вовой прекрасно смотримся у плиты, особенно когда вокруг романтично взлетает и оседает мучная пыльца. Сахарный песок равномерно покрывает стол, и на него охотно прилипают ошметки теста и яичные брызги. В качестве посильной помощи Вова тыкает пальцем во все миски и сообщает мне о результатах пальпации. Густовато. Мокровато. Маловато сахару – значит, лизнул для верности. Сын унаследовал мою чистоплотность, он презирает свинство, так что первым делом вытирает руки об штаны. Все, засунули наш сомнительный шедевр в духовку. Довольные, расходимся по своим делам. Обратились деятельной натурой к другим свершениям, в разгромленную кухню смотреть не хотим, слишком страшно.

Играть с Вовой сложно и энергозатратно. Это только так кажется, что играть легко – включил песенку про «Чунга-Чангу» и складывай кубики. Ещё, говорят, некоторые дети сами играют, а родитель в это время предается делам. Я-то о таком не слыхивала, конечно, Вова не дурак, чтоб сам с собой играть, зачем ему, если я есть.

Каждый день, год за годом Вова изобретал бесконечную игру, которая и на игру-то мало похожа, скорее, на сказки тысячи и одной ночи. Или пение странствующего слепого. Это значит, что Вовка неустанно сочиняет историю, в которой есть некий сюжет и группа персонажей, более того, смутно обрисована какая-то своя мифология, и действие происходит под крепкий саундтрек, сколоченный из моих и Вовкиных музыкальных предпочтений. Конца этому сериалу не предвидится, поскольку интересы ребёнка растут вширь, а словарный запас уже, примерно, как у меня. Я – хороший напарник в играх, у меня буйное воображение, иногда я мешаю Вове придумывать, потому что перебиваю его с воплем «А я ещё вот, что придумала, слушай сюда!» Тогда Вова советует мне успокоиться и придерживаться его сценария. Трудно, однако, упомнить всех действующих лиц, их голоса и мимику, историю их воображаемой жизни, и я периодически путаю капитана корабля с бурым медведем. Вова сердится и ругает меня тяпой-растяпой.

В последнее время играть стало легче, в смысле, игра пошла стабильная, лаконичная, в основном, на апокалиптические темы. Моя роль ограничивается несколькими ключевыми фразами: «Это наш последний шанс», «Катастрофа неминуема», «Какой запасной план?», «Командир, у нас нет выбора». Играть очень просто, нужно только кивать на Вовины пространные рассуждения, к месту вставлять тревожные реплики и держать серьёзное лицо. Ещё можно вскрикивать и громко пугаться. Нееет! Только не это! Вы – Герой! Я успеваю качественно ужаснуться и восхититься, так, чтоб Вове понравилось, да ещё поразмышлять о своих делах. Есть, правда, побочный эффект – замечательная игровая реальность, которую придумал Вова, такая интересная, что в мою уже и возвращаться неохота. Поэтому давай играть, Вовка, а?

У нашей собаки взяли образцы раковых опухолей – раскрыли животину, как книжку, нашли зловредный источник наших расстройств и оторвали от него кусочек. И сказали отнести профессору – поглядеть на опухоль в микроскоп. Я вызвала такси, собрала сумку, запихнула в нее пробирки, как самый обычный кошелек или помаду. Я не особенно волновалась – ветеринары обернули образцы плотной бумажкой, а это всегда успокаивает, ведь ты не видишь, что везешь.

Ветеринарная академия – это нагромождение очень старых корпусов. Лестницы крутые до головокружения, коридоры темные и сонные. Только и есть там веселого, что непременные орущие студенты и надежда, что когда-нибудь эти люди спасут кашляющих хомячков. Войдя в главное здание, я первым делом заблудилась. Надо было найти кафедру патологоанатомии, но ее я не обнаружила, зато нашла буфет и учебный кабинет паразитологов. В глаза бросались всякие оригинальные таблички на стенах с надписями, вроде «Распространенные заболевания у свиней» или «Пищеварительная система козла». На плакатах ужасающие неопытного человека изображения – наглядные пособия, как и кого из животного мира можно разрезать. Но я все равно не волновалась. Тем более, что патологоанатомы сами подсказали, где у них тут главный улей.

Там действительно заседал профессор, который для начала ужасно на меня рассердился. «Мадам, – говорит, – Вы не умеете читать, раз Вы не в состоянии найти мою кафедру. Какого лешего я жду Вас тут битый час». Я не обиделась. Наверно, мне уже стало страшновато, потому что я вдруг вспомнила, зачем я приехала, и что у меня в сумке не зонтик какой-то, а настоящая беда. Наверно, по мне это было заметно, потому что сердитый профессор вдруг подобрел. Извините, говорю, лучше бы к Вам приехал мой муж, вот он толковый, он бы Вас не задержал. А профессор почему-то заулыбался и говорит: «Вы не бестолковая, Вы – романтичная!» Неоспоримый факт, что в моменты душевных волнений нам противопоказано сочувствие – это расхолаживает и так расшатанную психику. Гораздо лучше, если рядом одни социопаты, которым на вас наплевать, это всегда тонизирует. Подумавши об этом секунду, я вздохнула и предъявила профессору пробирки. Пришлось ему их открывать, а мне на это смотреть. Очевидно, он любил свою работу, с такой нежностью он рассматривал зловещее содержимое нашей собаки. Я, говорит, выберу кусочек понеприятнее и погляжу, что и как. Ну, спасибо.