Вадим Голубев - Встретимся в Торонто! Боевик

Старшой отвернулся, скользнув взглядом по старухе. Он заметил следы выведенной татуировки на ее кистях, пальцах, шее. В этот момент, что-то хлюпнуло, чавкнуло. Обернувшись, Старшой увидел на столике кучу банкнот.

– Здесь три штуки, – процедила девушка. – Больше нет!

– Точно нет? Если меня «обули» – по этой дороге отъездились! Значит только пятьсот «зеленых», бабушка? – повернулся Старшой к старушке, повел ладонью сверху вниз ее живота.

Он вовремя отпрянул, прикрыл сердце. Резкий удар кулаком отпечатался в его бицепс. Старшой отпрянул еще раз. Старушкин кулак с зажатым шилом прочертил мимо его горла. Он схватил бабку за предплечья, поднял на уровень своего лица, тряхнул так, что затрещали старческие кости. Бабка извивалась, клацала стальными челюстями, старалась впиться ими в нос Старшому. Одновременно она лягалась, норовя достать ногой его мошонку. Старшой резко ударил лбом над переносицей бабки. Затем с силой швырнул старуху на пол, нагнулся над ней. Бабка отбивалась ногами, пока два сильных удара не обездвижили их. Старшой стянул со старушки не первой свежести трусы, выудил из влагалища большой презерватив, до отказа наполненный стодолларовыми купюрами.

– Нехорошо, бабушка, на старости лет обманывать! Поучить бы тебя за это… – строго сказал Старшой, вытряхивая деньги в пакет.

– Тварь, крысёныш, пидор гнойный! – выла старуха. Ужо паханы тебе – беспредельщику – моргала на жопу натянут!

– С паханами, бабуля, я сам разберусь. Целее бабло будет. Неровен час тебя какие-нибудь залетные ограбят… Все закончили – Старшой нажал кнопку портативной рации.

– Все!

– Тогда – по машинам!

Парни цепью бросились через пути. Одновременно перемахнули через окружавший станцию заборчик. Одновременно сбежали по насыпи. Одновременно рассредоточились по поджидавшим их «мерседесам» и «вольво». Машины рванулись в разные стороны. В «мерседесе» Старшой переоделся. Черную водолазку сменили накрахмаленная сорочка с галстуком-бабочкой, белый смокинг и черные брюки, лакированные полуботинки. Добыча, которую на бегу парни покидали Старшому в спортивную сумку, переместилась в портфель из крокодиловой кожи. Старшой приклеил пепельные, в цвет волос, усики. У фешенебельного ночного клуба на Иерусалимских аллеях автомобиль остановился. Водитель вопросительно посмотрел на Старшого.

– Встретимся в Торонто, на улице Янг, – бросил тот, выходя из машины.

Июль в Торонто всегда жаркий. Над городом висит влажная духота. Полное безветрие. Почувствовал прохожий поток воздуха – значит мимо проехал автомобиль. Однако на Янг – главной улице города – жизнь не замирает никогда: ни в летнюю жару, ни в зимнюю стужу, ни в осенние туманы, ни в весенние ливни. Течет поток людей всех цветов и оттенков кожи. Сияют груды золота в витринах магазинов. Переливается красками «тряпье». Мерцают черные кожаные изделия и видеотехника. Среди гуляющей публики трутся зазывалы в стриптиз-бары, парикмахерские, рестораны. Тянут за подаянием пластиковые стаканчики и банки из-под пива бомжи. Оглашают звуками воздух музыканты.

Старшой не был на улице Янг больше года. Тогда он «отлеживался» здесь после ряда налетов, совершенных в России. Сейчас прибыл после налета на экспресс Москва-Амстердам. Словно вчера, стоит перед его глазами докладывающий Вальдек – маленький, неприметный полячок, которого оставили понаблюдать за ходом событий на станции. С экрана телевизора беснуются окровавленные пассажиры, которых польская полиция дубинками загоняет в вагоны. Ограбленные отказались сесть в поезд, потребовали немедленного розыска налетчиков и возвращения денег. Власти приняли другое решение: досрочно отправили экспресс, силком загнав в него пассажиров. Кое-кому перепало дубьем уже от полицейских. Группу Старшого временно расформировали. Покатили парни с американскими и английскими паспортами в Штаты, Израиль, Западную Европу. Новенькие, еще не успевшие должным образом себя зарекомендовать отправились в Грецию, Болгарию, Турцию.

У Старшого были дела в Канаде. С новым заданием его должны были ознакомить прибывшие в Торонто двумя днями раньше Юрик и упомянутый полячок Вальдек. Сейчас Старшой стоял на углу улиц Янг и Дандас. Ничего не изменилось здесь за год. По-прежнему заунывно гудит волынка в руках рослого шотландца в красной клетчатой юбке. Напротив, у Итонс-центра расположился оркестр из девяти перуанцев. В полусотне метров от них на пустых металлических бочках выбивает что-то незатейливое пара негров. Как и год назад, на противоположной стороне Янг раздает листовки негр-фашист, одетый, несмотря на жару, в шерстяной фиолетовый костюм и в цвет ему бабочку. Подле него наигрывает на губной гармонике выряженный в ковбоя белый старикан.