Ирина Чикалова - Планета Счастье

– Чувство юмора позволяет людям переживать неприятные события в их жизни легче и правильнее. Это хорошо, – тем же бодрым и дикторским тоном сообщила Нэнси и улыбнулась шире прежнего.

– Если вам нечего добавить, я бы, уважаемая… – Он забыл, как ее зовут, но признаться было неудобно.

– Нэнси.

– Да, Нэнси, ты очень красивая и милая, но мне нужно собираться на работу.

– Конечно. Тем более что сегодня тебя ждут в редакции.

«А это-то откуда она знает? Но сейчас, пожалуй, пусть идет, завтра разберемся».

– Я бы хотела более подробно осмотреть твою квартиру, но что ж, не буду настаивать. До завтра. Я приду в восемь, так как для эффективности терапии нужно максимальное время проводить с больным. Судя по текущему состоянию, депрессия действительно имеется, – сказала она, с сочувствием глядя на мешки под глазами и имея в виду общий помятый вид Стивена, который не брился уже неделю и мало спал, да и тот отрывочный сон никак нельзя было назвать «качественным», как значилось в пособиях по правильному режиму дня, которые раздавали всем на работе.

Стивен закрыл за Нэнси дверь и побрел на кухню.

Остановился перед зеркалом. «Всего через неделю беспробудного питья, отсутствия сна и пренебрежения правилами элементарной человеческой гигиены, Стивен Маккуин из, в прошлом, по свидетельствам очевидцев, привлекательного молодого человека, превратился не только в жалкую моральную развалину, но и в физического уродца в грязном мятом халате», – придумал он о себе маленькую газетную заметку.

Вспомнив безупречную Нэнси, каждый сантиметр тела которой был выхолощен до идеала, он встряхнул головой и взъерошил волосы, как часто делал перед выходом, но немытые, они предательски прильнули к голове, и он грустно пригладил их обратно, отчего его голова приобрела еще более унылый вид.

– Хм, если уж ко мне Психологическую службу пригнали, это знак, надо что-то делать. Но вообще история странная, надо бы разобраться с этими службами. Но для начала – помыться.

Он долго и аккуратно брился, старательно тер тело, выдавливал тонны шампуня, геля, скраба (обилие баночек в ванной выдавало недавнее присутствие женщины в доме) и потом – смывал и смывал бесконечную пену и с удивлением обнаружил, что к концу умывательного ритуала даже начал напевать.

Он энергично взял полотенце и вытирался до того, пока все тело не почувствовало приятное тепло и не приобрело не менее приятную розоватость.

«Как же хочется есть!» – подумал он впервые за эту неделю и с досадой обнаружил, что холодильник совершенно пуст, из продуктов имелся виски – виски односолодовый, виски дешевый, виски дорогой – в стакане, и жалкая горстка орешков.

Стивен высушил волосы, погладил поло, надел темно-синие вельветовые штаны, и теперь его недавний образ жизни выдавал только усталый взгляд, впалые щеки и темные круги под глазами. Он взял телефон, набрал номер в избранных: кафе «Бриошь». По привычке, перешедшей от мамы, Стивен предпочитал по старинке голосовую связь вместо современных обезличенных кнопочек в приложениях.

– Привет, Лиз. Можно мне, пожалуйста, свежевыжатый апельсиновый, яичницу с беконом, позажаристей, и круассан. Давай два круассана!

– Стивен, привет! К нам уже из муниципалитета приходили, спрашивали, нет ли сбоя системы, а то заказов по твоему аккаунту уже неделю нет. Как я рада, что к тебе вернулся аппетит. Ждем через пятнадцать минут.

Стивен вышел на улицу. Как всегда, светило солнце, хотя на дворе была осень.

Последние тридцать лет у них всегда была солнечная погода, хотя мама рассказывала, что в ее детстве, еще не таком счастливом, как должно было быть у Стивена, были и дожди, и слякоть, и пасмурные дни. Теперь погода была всегда прекрасная, сообщалось, что это заслуга Мудрого и Доброго Короля и его помощников по всей стране. Стивен никогда не задумывался, как им это удавалось, но иногда тайно рассматривал репродукции неофициально запрещенных картин (как провоцирующих не менее запрещенную, уже официально, депрессию), например, «Осеннюю распутицу» Куинджи, и не мог не признать, что с солнцем жить хоть и однообразнее, но значительно лучше. Однако на картинах, думал он, хорошо бы, чтобы и слякоть была, и дождь, и когда на это смотришь, то вспоминаешь, как сломалась любимая игрушка или как жалко было отравившегося чем-то кота, которого заставляли съесть нужную таблетку или делали укол, а он смотрел на тебя с отчаянием и искал поддержки. И сердце сжимается, и тогда ты знаешь, что оно живо, что оно иногда радуется, иногда переживает, но не останавливается.