Александр Миронов - Тварина. Повесть

Но тот, кто рождён был под знаком Водолея, по характеру своему, как его не закаливай, всё равно в уголках души своей останется мягким и незлобивым. И порой не всегда может скрыть этого во внешних проявлениях: в словах, в улыбке, в поступках. И в Катином характере это всё проявлялось. Дед же был Скорпионом. А те моральные, домостроевские устои, заложенные в его сознание с детства, ещё в начале прошлого столетия, не ослабевшие в первую и в последующие, затем в послевоенные пятилетки, а также в период развитого социализма, не позволяли ему сойти с того нравственного русла, разумеется, и в постперестроечную пору. Но оказывается, понятия о нравственности за три поколения несколько изменились, и в стариковом понимании далеко шагнули… назад. Если интерпретировать классика Советской литературы, то его выражение теперь будет звучать примерно так:

«Молодость нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за напрасно прожитые годы. И чтобы не жгло запоздалое раскаяние на старости лет, что вся жизнь была проведена в скуке и в унынии. Поэтому отрывайся тут, на том свете не дадут…» Ну и так далее. Это Никифор Павлович услышал от кого-то со стороны. Но характеристике теперешнего поколения соответствовала.

Следовала ли Катя в своей цветущей молодой жизни этому тезису? – не нам судить. Но, по мнению деда, которое сложилось на основании некоторых наблюдений, то – да! И своего мнения он не скрывал, выражал его с прямолинейной простотой, чем ещё более увеличивал между ними разрыв. Мудрость, то есть старость, дана на то, чтобы молодость не отрывалась, не оступалась. Но, однако же, просмотрел. Однако же, оторвалась!

После ухода внучки остался в квартире с больной женой, но не с постоянной пропиской. Дача по-прежнему звала к себе.

Перед Новым Годом за Катей приехали зять с дочерью, и увезли её за «три локтя по карте». И если, в отсутствии деда, внучка, жившая тогда на квартире, прибегала и ухаживала за Анной Николаевной: меняла ей простыни, обмывала, переворачивала, чтобы на теле бабушки не появились пролежни; готовила что-нибудь на обед или на ужин, то с её отъездом вся забота о больной легла на него. А Никифору Павловичу так надоели эти живые трупы, что и своя жизнь была не мила. Мать жены, бабка Маня, тоже отлежала немного немало двадцать три года по причине кровоизлияния в мышцы ног, что привело к их атрофии.

И остался он один на один с женой…

– Ник, что-то мы давно не были у Вáрюшки Стехиной. К Маланьюшки Федурцевой не заглядывали, – сказала Зоя Гавриловна как-то поутру. – Может, давай, в эту субботу к Варе сходим, а в воскресение к Маланьюшке?

Никифор Павлович, побрившись и освежившись одеколоном «Александр», вошёл на кухню. Садясь к столу, согласно кивнул. Мысль Зои ему понравилась.

– Хорошо, сходим. Нельзя родственников забывать. Не то придёт час, они о нас не вспомнят

Мысли этой женщины вообще удачно совпадали с его мыслями. Он ещё не успевает подумать о чём-либо, как она уже их озвучивает. Вот, в сущности, чужой человек его родне, а не забывает о них, и ему напоминает. И, действительно, почему бы ни сходить и не попроведовать племянниц? Тем более они, кажется, у них давно не были.

Племянников у Никифора Павловича было много. В своё время отцова семья состояла из одиннадцати человек, не считая родителей. Он был предпоследним, десятым, и остался последним из всех братьев и сестер. И поэтому племянницы его любили, как родного отца. И все для него хотели сделать и старались делать, чтобы он жил обласканным и жизнерадостным. Помогали ему, если не финансово, то морально от души и бескорыстно. А племянников, то есть в основном (по какому-то чудному закону природы) племянниц, у Никифора Павловича было едва ли не во всех уголках необъятной, ещё не распавшейся тогда Родины. На день рождения – отовсюду письма, открытки, телеграммы, как ласточки по весне, а к нему – по осени. На Октябрьские праздники, день в день, как по залпу Авроры, только с ним заряд немного затянулся – («батька долго заряжал!») – годом позже выстрелил, и на свет появился ангел под именем Никифор. В день рожденья по поздравлениям хоть изучай географию страны Советов.

Когда он остался один, без жены, то всю весну (поскольку болезная скончалась в апреле), почти до самого лета, летели письма и телеграммы полные сочувствия, сострадания, и с приглашениями: кто звал на постоянное место жительства, а кто погостить, посетить родственников. И если бы он пожелал совершать гостевые вояжи, то можно было весь год провести на колесах и у родственников пожить, не надоедая им и не объедая их, и попутешествовать. Но он, принципиально, пока ходит на ногах, пока руки целы, с места не страгивался, даже к дочери, к которой имел бóльшую привязанность, или к старшему сыну Витьку́. Но теперь, когда сошёлся с Зоей Гавриловной, то и вовсе не зачем. Он при месте, при доброй и заботливой женщине. А что ещё на старости лет надо? Спасибо, милые! Спасибо, заботливые вы мои, но лучше-ка мы будем жить сами по себе, а вы любить и уважать нас на расстоянии.