Афанасий Кускенов - Неповторимые. Сказ о родных людях, об односельчанах, сокурсниках, сослуживцах, друзьях; об услышанном, увиденном

А он знал толк в военном искусстве, ему ли не выносить столь уничижительный вердикт.

Не менее значимая историческая фигура, канцлер объединенной Германии – фон Бисмарк, Христом-богом молил потомков не лезть войной на Россию. Не послушались.

Не только не вняли мольбам великого соотечественника потомки, а опутали, впоследствии, весь мир демагогией нацизма. «Очистили» Землю посредством своих концентрационных лагерей.

Об ужасах и нечеловеческих пытках этих лагерей мы знаем не понаслышке. Наш дядя Петро Бутуханов был узником тех мест, свидетелем всех злодеяний фашистского вермахта.

Кадровый военнослужащий, начинающий блестящую карьеру офицера Красной Армии, он оказался в плену. Пленен был не по своей воле, а за ошибки политической близорукости, допущенной руководством страны Советов.

Все просчеты высшего генералитета, принято было спускать в «низы», к командирам низшего звена. Как говорится: «Баре дерутся, чубы у холопьев летят».

Чтобы не творилось в верхних эшелонах власти, но в первые годы войны, наши войска бездарно сдавали свои позиции противнику. Отношение к пленным приравнивалось, как к врагам народа. Всю эту несправедливость пришлось пережить миллионам советских солдат таким, как наш дядя Петро. Пережить фашисткие концлагеря, а вернувшись на Родину советский ГУЛАГ – испытание не для слабых людей.

А дядя Петро был очень живым и подвижным человеком. Высокий ростом, статный собой, чистый помыслами – душа всего нашего Балтая. Где бы, что не случилось в нашем роду, он первым вприпрыжку несся к месту событий.

Вечный чистильщик бараньих кишков на тайлгане. Никто из сородичей не посмел бы указывать, а уж тем более заставить его чистить кишки. Но дядя Петро считал, что никто не справится с этим лучше него.

Собрав команду сорванцов, он добровольно отправлялся, заниматься этим «бабским» делом. Не только он мыл и чистил кишки, но и передавал свой опыт грядущему поколению.

А это «поколение», достигшее 60-летнего рубежа, нынешним летом на тайлгане, само уже передавало свой опыт молодому поколению, чему я был живым свидетелем.

Воспоминания о войне, до скончания века не оставляли дядю Петра равнодушным к былым событиям. Слезы – вечные спутники его послевоенной жизни. Плакал он молча, от этого еще горше. Зримо помню мокрое его от слез лицо.

Мы, дети, играя в войнушку, как в порядке вещей верещали:

– Хайль, Гитлер! Хайль, Гитлер!

Окажись поблизости дядя Петро, он обязательно догонит, пусть даже самого проворного, все уши оборвет. Одно только упоминание этого ненавистного имени вызывало в нем шквал эмоций.

Молва разносится быстро. Всем деревенским парнишам, рано или поздно, становилась известной реакция дяди Петра. И прежде, чем выкрикнуть это «приветствие», каждый должен был впредь оглянуться, оглядеться.

Детским чутьем понимали, что это есть нечто из ряда вон выходящее и пренебрегать коим, никому не дозволено. Уважали деревенские сорванцы ветерана войны, Петра Хаптухаевича Бутуханова, побаивались его.

За один вечер он мог обежать всю деревню, навестить всех родных. Не было вроде бы срочного дела, а дядя Петро обязательно заглянет на огонек.

Наша мать с большим пиететом относилась к нему. Никогда не считала себя ровней и держалась всегда на почтительном от него расстоянии и глядела на дядю Петра снизу вверх.

В какое бы время он не заглянул к ней домой, она безропотно поднималась с постели и шла накрывать на стол. А дядя Петро, и не ел почти ничего, и не пил. Все, что ему нужно было – это зайти, поговорить.

Я не слышал от него рассказов о войне, мал я был еще. Наверное, он и не рассказывал о ней. Вся война для него это кровоточащая рана. Но я видел в его доме много военных книг, карты на стене.

Слышал его версию, уже больного человека, видения войны. Он рассказывал не о тех сражениях, участником, которых он был, а разбирал по частям, стоя у карты, Берлинскую операцию.

Дядя Петро был кадровым офицером, я об этом уже говорил, и его рассказ был по военному сух и он отрывистым голосом докладывал слушателям сложившуюся, на тот момент, обстановку вокруг этой операции. И напоминал он мне тогда маршала Жукова в исполнении Михаила Ульянова.

А жизнь меж тем, не сбавляя своих оборотов, отмеряла свои часы. Все перемешалось в этом мире, «и жизнь, и слезы, и любовь». Вечные спутники жизни, идущие рядом рука об руку – и смех и слезы, и юмор и печаль.