Ольга Шлыкова - Шоколадные туфельки. Рассказы

Урожай в тот год получился так себе. Капуста на новом месте не уродилась, помидор было мало, а огурцов и вовсе не было. А вот картошка порадовала – накопали больше, чем обычно, раза в три.

– Только варенья и наварила, потому что не дала ему клубнику пересадить. А солёные огурцы придётся в магазине покупать. – Ворчала бабушка, убирая пустые банки, приготовленные для солений.

Когда пришло время вывозить картошку, приехал старший сын бабушки и дедушки – мой дядя Юра, на милицейском УАЗике. Он расхаживал по огороду босиком, с голым торсом, и в форменных галифе на подтяжках. А я ходила за ним по пятам, и всё ждала, когда мы поедем домой на этой смешной машинке. Но дядя Юра не спешил грузить мешки, он явно наслаждался моментом. Надёргав моркови, он вымыл её в бочке, и мы, усевшись на скамеечку, грызли вкусную морковку, и болтали о том, о сём. Когда нас увидела бабушка, схватила веник и побежала к нам, возмущаясь:

– Да, что же это такое делается! Оставила немного моркови в грядке на весну, а они её уже трескают! Мало мне того, что дед весь урожай испоганил!

Мы с дядей Юрой бросились врассыпную, чтобы не огрести по загривку веником. Дядя Юра, на бегу развернулся и, расставив руки в стороны, пятился, и как-то по-собачьи подвывал:

– Ну, мам, не надо, ну мам…

И тут он поскользнулся, и рухнул со своего двухметрового роста на кусты смородины. До сих пор у меня перед глазами эта картинка – дядя Юра лежит в кустах в позе «звёздочка», и на него осыпались все листья смородины. А бабушка, резко остановившись, шипит как змея:

– И чего я тебя весной не догнала, и лопатой не прибила!

– Мам, за что? – Простонал из кустов дядя Юра.

– Да не тебя! – Бабушка бросила в дядю Юру веник, и гаркнула не своим голосом: – Выходи, змей подколодный, «Мичурин» хренов, полюбуйся на свои результаты!

Дед, потягиваясь, вышел из домика и спокойно спросил:

– Чего раскричалась на всю Ивановскую? Какой я тебе «Мичурин»?

Бабушка, молча, показала ему на дядю Юру, и дед, быстренько застегнув свой старенький пиджачишко, и втянув шею, затрусил к калитке. А дядя Юра лежал в обнимку с веником, а вокруг него, с кустов смородины, свисали огурцы – огромные и жёлтые.

– Десять вёдер! Десять вёдер! Я бы тридцать банок закрутила! – Причитала бабушка, пока дядя Юра собирал запоздалый урожай огурцов, и складывал их во всю пустую тару, какая только нашлась в огороде.

А Фёдор Николаевич, стоял за забором, дымил своей папироской, и изящно облокотившись на калитку, как ни в чём не бывало, беседовал с молодой соседкой.

Много лет спустя, я попала на концерт юмориста Петросяна. И когда он начал очередную репризу словами: «Посадил дед репку, и выросла большая ёлка, а на ней красные яблоки…» – я вспомнила, как мой дядя Юра лежит в кустах смородины, а вокруг него висят толстые, жёлтые огурцы. А Петросян продолжает: «Потом Мичурин полез на ёлку за укропом, и его арбузами завалило…»

Николай и его престарелая мать, поменяли свою трёхкомнатную квартиру в центре, на двушку в захолустье с большой доплатой, нужно было выплатить долг по алиментам за четыре года. Николай, неделю беспробудно пил, когда узнал, что суд обязал его работать, чтобы платить эти самые алименты. А он уже привык не работать. У матери была неплохая пенсия, ещё она приторговывала овощами и ягодами с огорода, на жизнь хватало. Не хватало только на алименты. Когда деньги, выделенные Николаю матерью на карманные расходы, закончились, он побрился, и явился в службу занятости.

– Дворник, в вашем ЖЭУ, десять восемьсот на руки. – Сказал равнодушный инспектор.

Николай прикинул, что когда вычтут алименты, останется семь тысяч, и можно будет не брать у матери «карманные», кормить его мать будет и так. А то, что рядом с домом – вообще красота, он не любил перемещаться по городу.

В работу втянулся быстро. Как-никак «своё хозяйство» – небольшой двор двухэтажных «деревяшек», тихий и уютный. Николай быстро привёл его в порядок, и даже начал подрабатывать – ходить на общие дворницкие «акции», убирать бесхозные территории. Жизнь почти наладилась, и он уже не вспоминал, как остался без работы по сокращению штатов на родной стройке, и почти семь лет просидел на шее, сначала жены, потом матери.

Однажды, к концу общей уборки, заявилась бригадирша с каким-то хлыщом в кожаном плаще и бесформенной шляпе. Хлыщ, по очереди, подходил к каждому дворнику, и что-то говорил. Многие брезгливо отворачивались, и отходили, некоторые переспрашивали, и тоже отходили. Дошла очередь и до Николая. Хлыщ представился Петровым из какой-то организации, занимавшейся сокращением численности безнадзорных животных. Он без предисловий предложил Николаю разбрасывать в своём районе отраву для собак и кошек, оплата по таксе – вторая зарплата, без вычета налога. Николай ничего не ответил этому Петрову, и отошёл к своим мужикам, послушать, что они говорят. Но дворники разговаривали совсем о другом, и Николай понял, что эта тема игнорируется не зря. Люди либо не хотят этим заниматься, либо афишировать свою причастность. Ведь кто-то же эту отраву разбрасывает? Николай много раз слышал разговоры, что в городе гибнут собаки, только понюхав какие-то отравленные куски мяса. И даже знал, что этих отравителей называют догхантеры.