Алик Затируха - Искатели сокровищ

Москва равнодушно оценила мой добровольческий порыв. И всё-таки…

И всё-таки с этого момента уже неполна была она без меня. Ну а я без неё…

Жизнь может вытащить нас из любых котлованов. И чего там лукавить – на то и рассчитывает всякий стремящийся в столицу провинциал. И ведь сбываются иногда надежды. Некоторым удается быстро и навсегда выбросить измазанные грязью сапоги в мусорный контейнер. А кое-кому и заблистать удается – на сцене, в эфире, на экране… Но куда бы ни занесли потом счастливца успехи, корысть и капризы, как ни прижимайся он поближе к Гринвичу и другим ухоженным меридианам, а без Москвы… А без Москвы он – инвалид сердечный.

Не стало принявшее меня под свои скромные знамена СУ-203 треста Мосстрой-27 просить для выполнения этой работы каких-то матёрых монтажников-высотников. Доверило нашей бригаде. Бригаде Фёдора Павловича Архипова. И ничего – справляемся. Огромные железобетонные фермы перекрытия крыши будущего Дворца культуры Черемушкинского района уже поставлены на свои места. Сейчас они связываются поперечинами – длинными металлическими швеллерами.

Теперь работаем на верхотуре споро, лихо, даже бесшабашно. Порой – без всякой страховки. Рискованная беготня по верхнему поясу фермы – тропинке шириной в ступню на высоте тридцати метров – уже не пугает. Как оказалось, днем сознание очень быстро можно сделать беспечным. Страх берёт свое по ночам. Это его время.

Спускаемся с моим напарником в курилку. Витя Кудрявцев делится своими ощущениями от высоты.

– Работаешь – никакого мандража не чувствуешь. А ночью, только закроешь глаза, – летишь вниз. В первые ночи раз по сто пролетал, пока засыпал.

Я тоже не кокетничал:

– Летишь, а внизу арматурина колом торчит…

Я не курил, но на общие перекуры бригады ходить полагается всем.

В этот раз тема разговора в курилке была задана бригадиром. Как всегда, хмурым и озабоченным:

– В обеденный перерыв сюда приедет руководство из треста. Ценные подарки будут нам вручать.

Фёдор Павлович сказал это таким тоном, будто руководство треста приедет сюда не подарки вручать, а зуботычины раздавать.

Пытаюсь придать разговору более подходящую для курилки легковесность. Предполагаю – что будут собой представлять ценные подарки, приобретенные на скудные средства фонда материального поощрения треста Мосстрой-27:

– Хлопушки для мух…

Другие подхватили:

– Расчёски… Носовые платки… Крем для обуви… Шнурки…

Кое-кто заранее протестовал против такого хилого поощрения:

– За такую опасную работу надо магнитофоны «Яуза» каждому давать!

– И ордена величиной со сковородку!

Я обязал власти к еще более решительным действиям в этом направлении:

– И награждать не здесь, на стройплощадке, – а в Георгиевском зале Кремля. Как награждали Ваню Быкова…

Интрига.

– Ну-ка, расскажи-расскажи, Алик, нам про Ваню Быкова. Кто такой, чем прославился?

– Когда я был мелким политическим провокатором в общаге на улице академика Варги…

– Эх ты! – восторженно перебили меня. – Кто это тебе там политику «шил»?

– Комендантша тамошняя. Раньше я на улице академика Варги обитал. Ну, так вот. Жил-был в том же общежитии Ваня Быков. Работать Ваня – зверь. Он и плотник, и каменщик, и сварщик, и монтажник, и стропаль… И на любом месте – за троих. Не раз по пьяной лавочке предлагал спор, что обязательно станет Героем соцтруда. Кроме такого откровенного восжелания Золотой Звезды, была у него еще одна отличительная особенность. Тёмен был Ваня, как никто. Сколько он темноты и невежества привез с собой в Москву из Мордовии, столько у него и осталось. Ничего из этого добра не растерял в столице. Никуда не ходил, ничего не смотрел, не слушал, не читал. А то, что читал, – почти по слогам. После работы только отлеживался, набирался сил для ещё более ударного труда…

– Ну и правильно делал, что отлёживался… – буркнул всегда усталый Федор Павлович.

– Позволю себе дерзко возразить вам, товарищ бригадир, – неправильно! Надо было как-то обратить внимание Вани Быкова на то, что эти геройские страдания и вопиющая дремучесть никак не красят советского лимитчика. Вот с такой педагогической целью мы в той общаге и состряпали ему приглашение в Георгиевский зал. Накупили грамот, дипломов, свадебных открыток. Отрезали одно, приклеили к другому, украсили третьим… Не приглашение получилось – картинка! И все, что надо, на этой картинке: Кремль, герб, флаг, шрифт… Вверху – исходящий номер церемониально-протокольного отдела Верховного Совета, а внизу – кучерявая подпись его заведующего, товарища Эрзац-Лимонадова. А какой конверт смастерили! Какими дивными сургучными печатями его запечатали! На конверте написали: «Ивану Быкову. Фельдъегерской связью. Строго конфиденциально!» «Фельдъегерем» попросили стать Володю Кузьпелева, которого Ваня никогда раньше не видел. Ни один швейцар ресторана не сможет напустить на себя столько спеси и важности, сколько Володя Кузьпелев. Он тоже творчески подошел к порученному делу. Учел предстоящую взволнованность и вызванную ею частичную слепоту клиента. На обратной стороне повязки дружинника написал: «Старший фельдъегерь. Проход – везде!» Попросил у соседа-погранца его дембельскую фуражку. Отыскал где-то и перекинул через плечо детскую портупею с кобурой и пистолетом. Вахтерша нашего подъезда только молча встала, когда Володя мимо нее проходил.