Теперь мы пробирались по разбитым переулкам – изодранным артериям старого города. Двуногий явно сторонился своих собратьев. Впрочем, те отвечали ему взаимностью, обходя нас по большой дуге. Напряжение чувствовалась в каждом шаге спутника. Было видно, что он с трудом перебарывает желание двинуться обратно – туда, где его не будут стеснять нависающие утёсы зданий. И всё же он шёл вперёд, гонимый настойчивым урчанием желудка и звоном монет в кармане. Теперь оставалось лишь найти место, где можно будет обменять металл на пищу.
Проходящие мимо двуногие наверняка только бы усмехнулись, увидев содержимое его карманов, назвали бы наше состояние мелочью. Для нас же это было целым богатством – ещё один день жизни.
Узкая улочка влилась в мутное озеро площади, разлившейся перед возвышающейся громадой храма. Нос тут же резануло запахом нечистот, спеси и лжи. Собравшиеся на паперти нищие начинали тихо причитать, стоило только очередному сверкающему автомобилю подъехать к воротам. Они истово крестились и подобострастно возносили хвалы, если хоть один из посетителей с чувством собственного превосходства облагодетельствовал их парой монет. Если же простой прихожанин клал свои крохи в кружки нищих, те в ответ лишь молча кивали.
Едва мы появились на площади, как попрошайки тут же зло уставились на нас. Это была их территория и допускать чужаков к своей кормушке они не собирались. Двуногий поспешно миновал ворота, стараясь поскорей сбежать от ненавидящих взглядов. Нищие же, увидев, что на их место никто не претендует, зло пробурчали нам вслед и принялись трясти кружками перед новым спесивым посетителем, затянув выученную мелодию бесконечных причитаний.
Я обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на пир лицемерия. В голову навязчиво лезли слова одного старого дога: «Нищета не знает границ. Где-то на паперти людей больше, где-то меньше, но паперти есть везде.» Тогда, будучи ещё совсем щенком, я не верил, что во всём огромном мире нет такого места, где не слышали о нищете и голоде. Теперь я знаю это наверняка.
За углом каменной изгороди, отделяющей владения храма от остального города, мы наткнулись на женщину. Измученная, она кутала в рваном тряпье ребёнка. На паперти ей не нашлось места – видимо, бедняки побоялись такой конкуренции. Однако в отличии от тех ряженых, женщина нищенствовала по-настоящему. От неё пахло одиночеством, обречённостью и смертью. Здесь за углом, где редко бывали даже обычные прихожане и уж точно никогда не останавливались дорогие автомобили посетителей храма, ей не на что было надеяться. Да она и не ждала милости. Окончательно сломленная жестокостью этого мира, женщина сидела в ожидании своей участи. Ребёнок, уткнувшись лицом в материнскую грудь, тихо сопел, забывшись от голода сном.
Двуногий замер перед ними, несколько секунд смотрел на развернувшуюся трагедию, затем резко сунул руку в карман и, сжав в кулаке всё наше скудное богатство, протянул женщине, вложив убогую горстку монет в подол истрёпанного платья. Затем, словно боясь передумать, поспешил к переулку.
Сегодня мы будем голодать. И чёрт с ним. Оно того стоило.
Если брать в целом, то, как ни крути, весь мир – одна большая помойка. Ни для кого не секрет, что в этом повинны лишь двуногие, возомнившие себя Венцом Творения, а на самом деле не превосходящие разумом слепого щенка, что ходит исключительно под себя.
Желчью этих мыслей я пытался вытравить смрад, пока мы с моим Человеком рылись в помоях. Имени своего спутника я так и не узнал, а причислять к общей массе двуногих после того случая с женщиной просто не мог. И теперь я вполне мог позволить себе называть его «моим». Так у меня и появился мой Человек. Конечно, у него не было тёплого дома и миски с моим именем, доверху наполненной кормом, зато у него было нечто большее, чего не передать словами.
Поиски шли не так чтобы удачно – из-за висящего над баками амбре от моего носа не было никакого толка, что уж говорить о неполноценном обонянии моего Человека. Сквозь завалы помоев мы продвигались практически вслепую. Так или иначе, но нам не удалось наткнуться на что—либо съедобное, чем просто можно набить брюхо. Ко всему прочему, мы были на чужой территории – помеченные углы ясно давали об этом знать, а потому следовало убраться, пока хозяева не вернулись с обхода владений.
Переворошив последний бак, мы двинулись дальше. На этот раз вёл я – Человек понуро плёлся следом, ни на что не обращая внимания. Казалось, отведи я его прямиком на бойню, он бы и этого не заметил.
Читать дальше