Анатолий Арамисов - Гроссмейстер

– Великий немой? Савельев? Почему немой? – удивленно повернулся к нему старик.

– А вы разве не знаете? – насмешливо спросил юноша.

– Нет… – озадаченно протянул ветеран.

– У него кличка такая. Дело в том, это этот Савельев не разговаривал до девяти лет. Вообще.

– Как это? Почему?

– Точно не знаю. Что-то у него в детстве произошло. То ли уронили на пол, то ли сам упал… – небрежным тоном произнес несостоявшийся мастер.

– Первый раз слышу о таком случае… – произнес пожилой любитель шахмат. – И как он заговорил после стольких лет молчания?

– Тоже неизвестно. Темная история. Связано с каким-то потрясением. Этот Савельев загадочная личность. Из него журналистам ничего так и не удается вытянуть. Интервью не дает. Куда девает приличные гонорары, выигранные в турнирах – тоже неизвестно. Ни квартиры своей, ни машины, ни одежды хорошей, модной.

– Да рано ему иметь свою квартиру, машину! – прошептал старик. – Родители то на что? Им все деньги и отдает.

Молодой человек взглянул на ветерана с чувством превосходства, улыбнулся, сделал театральную паузу.

– Дело в том, что нет у него родителей. Он детдомовский. У него в детдоме была еще одна кличка: «Герасим».

– Да вы что? – старик был явно потрясен. – И он там живет все тринадцать своих лет?

– Непонятно. В последнее время по слухам он обитает явно не в детдоме. Вроде как у приемных родителей. Но я точно не знаю.

Старик хотел что-то ответить, но рядом зашикали соседи по залу, а главный судья в упор смотрел на них и укоризненно качал головой. Седовласый любитель покраснел от смущения и снова уткнулся взглядом в свои маленькие фигурки.

А на сцене соперник Савельева по-прежнему не решался сделать ход. Заманчиво было взять целого ферзя, а потом отбить атаку мальчишки и вписать в свою строчку турнирной таблицы весомое очко. Это было не просто очко, не просто красная единичка, а с пару десятков тысяч долларов дополнительных призовых. Которые были сейчас позарез нужны. Чтобы расплатиться с карточными долгами, принести в семью, к жене и двум дочерям приличные деньги, которых хватило бы на несколько месяцев. Он раз в минуту поднимал голову, смотрел на своего соперника; тот то расхаживал с уверенным видом по сцене, то садился вновь на свое место и внимательно изучал положение на доске. Иногда соперники встречались взглядами, и тогда гроссмейстер непроизвольно вздрагивал. Он никогда в жизни не видел таких серьезных, взрослых глаз у тринадцатилетнего пацана. Как будто тело парня и глаза прожили отдельную друг от друга жизнь. Телу было тринадцать лет, а глазам минимум семьдесят. Холодок недоброго предчувствия пробегал по спине маститого шахматиста. Он тотчас отводил взгляд и минуты три приходил в себя, стараясь сосредоточиться на позиции. Это ему удавалось с трудом.

«Чертовщина какая-то. Такое впечатление, как будто парень ненормальный. А он и в самом деле такой. В его возрасте никто так сильно не играл. Не удивлюсь, если он через пару лет станет чемпионом мира. Хотел же сегодня попроще с ним, а вот какую карусель закрутил. Брать ферзя? Нет? Если не брать, смеяться все будут после игры. Мол, струсил. А взять – есть шанс продуть в невероятно красивой борьбе. Наверное, лучше брать. Тогда уж точно эта партия войдет в историю. И я в нее вляпаюсь. Если не выиграю. Неужели он все рассчитал? Не верю. Надо еще поразмышлять. Или проверить его, заставить задуматься, потратить время?»

На сцене заканчивались одна партия за другой. Пару встреч были результативными, остальные безликие ничьи. Предпоследний тур, многие, потеряв шансы на высокие призовые, решали не тратить силы и нервы. Но никто из участников не уходил со сцены. Они сгрудились в пяти метрах от столика Савельева и с интересом наблюдали за его игрой. Мало кто в зале обращал внимание на девушку, сидящую с краю на десятом ряду. Лишь сосед старика, молодой повеса, по-прежнему жующий жвачку, кидал на нее многозначительные взгляды. Она ему явно нравилась. Внезапно молодой человек увидел, что место рядом с девушкой освободилось. Очередной «старпер» – любитель, встал, и кряхтя потопал к выходу. Наверное, в туалет.

Это шанс, решил повеса, поднялся и пошел к предмету вожделения. Девушка метнула на него быстрый неприязненный взгляд, но ничего не сказала. Молодой человек уселся рядом с ней, ухмыльнулся и, поерзав на стуле, начал разговор.

– За кого болеете, мадмуазель? – с французским прононсом произнес последнее слово повеса.