Дарья Третьякова - Обида, прощение, жизнь. Новелла о женщине

Как только совершеннолетний возраст настиг Антона, он женился на своей учительнице по географии, которая была порядком взрослее его. Видимо, мои игровые уроки отложили отпечаток на роль и образ женщин в его жизни. Стоит ли говорить, что тетя Кира была в глубокой печали, ведь в маленьком городе долго судачили об этом случае. Но сына и невестку она не отвергла. Приняла. К счастью, у тети Киры есть трое младших детей от другого мужа, которые, возможно, оправдают ее надежды на правильно воспитанных отпрысков, на опору в старости и прочее о чем мечтают матери.

Тетя Юля – работала на рынке, продавала дешевую одежду и всю жизнь искала любовь. У нее тоже был сын, но я его толком и не знаю, хотя учились мы в одной школе. Просто кто-то был занят собой и своими отношениями настолько, что ребенок всегда был где-то там, промелькивал в разговорах, в жалобах о плохом сыне. Кстати, однажды тетя Юля нашла свою любовь, но мужчина умер от сердечного приступа вскоре после начала отношений. Помню тогда ее блеклые глаза, свет совсем погас в них. Она начала сильно выпивать, приходила к нам поздними вечерами и одна, найдя слушателя в лице моей матери, распивала большую бутылку крепкого спиртного.

Все эти подружки четко сохранились в моей памяти: их стиль одежды, манера говорить, темы для разговоров. Не то чтобы я подслушивала в детстве, но посидеть на кухне и погреть уши, прикрывая это тем, что просто пью чай – это было дело святое. В детстве я не подвергала анализу их поступки, слова и истории из жизни. Они просто представали неким образом о том, что значит быть взрослыми. Это было просто восприятие поведения женщин, одной из которых я могла бы стать через несколько лет. Мне нравились их новые наряды, обувь и стильные пластиковые ногти. Что-то даже восхищало. Но ничего не вызывало осуждения.

Осуждала их моя мама. После кухонных бесед всегда следовал звонок ее тетке, моей двоюродной бабушке. Несмотря на разницу в возрасте, они были очень близки и дружили многие годы. Вот именно из этих разговоров я поняла, что такое анализ. Пересказанные истории, собственные домысли, плюс некоторые уроки жизни – вот что представало в ушах бабы Ани. Разговоры могли длиться часами, а я могла этими же часами лежать на диване, рисовать и слушать. Рисование всегда поощрялось мамой, но когда в альбоме начали появляться голые женщины и темные тона – наступил период разочарования во мне.

Все детство я была очень послушной девочкой. Никаких замечаний по поводу шума, помощница, умница в школе, игры с любимой мамой, чтение, тотальное нахождение дома и никаких прогулок. Все это было нормой моего детства. Я прочитала кучу книг и изрисовала тонны бумаги, разучила массу композиций на фортепиано, развела и продала около сотни хомячков в местном зоомагазине, построила домик куклам, раскрасила уйму раскрасок. Все это очень и очень хорошо, сейчас я чувствую, что мне это помогает, но тогда я просто это делала, так как вся эта творческая волокита одобрялась матерью и не вызывала никакого ее негатива.

Негатива я очень боялась в то время. Он был подобен смерти. Стыд и страх охватывали меня, когда за какую-то провинность или слова мама переставала со мной разговаривать до тех пор, пока я не умоляла простить меня. «Мамочка, любименькая, прости, я больше так не буду никогда. Пожалуйста, прости!» От этих слов до сих пор потеют ладошки и щемит в области сердца. Говорить мне их следовало всегда, когда мама начинала молчать и игнорировать меня. Иногда я не знала причину. Сейчас мне это напоминает игры молодых девушек со своими парнями. Когда дама обижается, а кавалер должен угадать, приползти и, конечно, что-то подарить или пообещать миллион алых роз и светлое будущее. А вот тогда, в детстве, мне такие ситуации ничего не напоминали, а обрушивали мой мир, в центре которого находился самый главный человек, обиженный мной… Мной, ребенком. Порой я не хотела идти просить прощения, отпущения своих грехов. Тогда ультимативное молчание затягивалось на несколько дней. Детское сердце не выдерживало, и я снова ползла с мольбами к дорогому мне человеку. Тащила ей какие-нибудь поделки или рисунки, которые всегда мастерила с любовью. Мама всегда прощала меня, а я была счастлива, как приласканный нашкодивший щенок.

Но все то, что имеет начало, имеет и конец. Упоение собственной властью, собственной значимостью, понимание того, что ты важен и нужен и пользование этим. Сейчас я причисляю эту к грехам гордыни и тщеславия. Можно искать этому оправдания. Я искала. Долго. Мол, не любили в детстве, уделяли мало внимания. Но человек способен анализировать. Анализировать не только подружек и их мужиков, но и причины собственного поведения, последствия для себя и других. Самоутверждаться на слабых: дома – на собственном ребенке, на работе – на чужих детях. Вот она одна из прелестей работы в школе для многих практикующих учителей. Не для всех. Но для большинства.