Евгений Макеев - Автобиографическая сюита. Нелёгкое чтиво для развлечения, адресованное моим дочерям

И в Больших Арях мы с мамой побывали. Там я познакомился с родной сестрой бабушки, похожей на неё как две капли воды. И искупался в том самом сельском старом пруду, на который прилетел мухой после того, как жердь забора под моими ногами отвалилась – тянулся за черешней в саду – и я с размаху голой спиной опрокинулся в крапиву.

Но вернёмся в 1941-й год.

Семейство Ивана Янкина в конце пути оказалось в деревне Венедиктовка, недалеко от Анжерки, как все называли станцию и город Анжеро-Судженск. Но обустроиться, как следует, не успели. Война. В неполные свои сорок отец большого семейства был мобилизован дать отпор фашиствующей неметчине, что вероломно вторглась в наши земли. Анна слёз удержать не могла, и дети, глядя на неё, подвывали, когда Иван перевалился через борт полуторки после прощания у сельсовета. Он прошёл всю войну от начала и до конца, несколько раз был ранен, но всё-таки вернулся живым.

Иван Фёдорович пришёл с войны с медалями, с плохо поднимающейся рукой, и со стойким умеренным алкоголизмом. Эта война, Вторая Мировая, больше у нас известная как Великая Отечественная, была великолепно и талантливо организованной величайшими в истории человечества серийными убийцами Гитлером и Сталиным кровавой бойней. Десятки миллионов человеческих жизней были брошены на алтарь непомерных амбиций тщеславия и вседозволенности двух людоедов. Но моему деду Ивану посчастливилось вернуться с той войны.

Пока он воевал, вытянулись на тюре и картошке дети. Драники, любимые во многих семьях, которые сейчас и у моих детей считаются за лакомство, наряду с другой простейшей картофельной едой настолько обрыдли людям за долгие годы войны, что в ходу были даже куплеты, которые, однако, опасались исполнять при чужих, памятуя о длинных руках НКВД.

Тошнотики, тошнотики —

Советские блины.

Продам я вам тошнотики —

Куплю себе штаны.

Детей надо было кормить, поднимать. Но работником на сельской ниве глава семейства теперь уже был никаким. Поселились в Анжерке. Иван Фёдорович получил инвалидность, нанялся сторожем. А ещё всей неграмотной округе помогал составлять заявления, жалобы и прошения.

Моя мама была младшим ребёнком в семье. Бабушка звала её Наськой, остальные – Тасей. На самом деле была она Анастасией. А старшей была Манька. Мне она, стало быть, приходилась тётей Марусей. За ней шли по возрасту братья Лёнька, Санька и Витька, то есть Алексей, Александр и Виктор. Ещё два ребёнка, как мне вспоминается из рассказов мамы, умерли в младенчестве.

Бабушка Анна Дементьевна занималась хозяйством и детьми, Иван Фёдорович сторожил советские учреждения. По дороге с работы домой дед Иван успевал изрядно принять на грудь. Жизнь была однообразна и тяжела. А третьесортное пойло, называвшееся вином, при советской власти всегда было более-менее доступным лекарством от однообразия и беспросветности. Однако от выпивки дед добрее не становился, лишь притуплял остроту восприятия действительности. Дома матюгами и подручными предметами быта гонял жену и детей. До тех пор, пока сыновья по демобилизации со срочной армейской службы не поставили его на место.

А гонять тогда было где. Хозяйство было довольно обширным. Семья занимала полдома, состоящего из сеней, кухни с печью, холодной кладовки и большой жилой комнаты. Задний угол дома со стороны кладовки был под кровлю засыпан землёй. Там был устроен «верхний огород» примерно в одну сотку, на который вела земляная с дощатыми ступенями лестница вдоль внешней стены сеней. Посему в кладовке даже жарким летом стоял нешуточный холод.

Перед домом был дворик с небольшим аккуратным сараем под инструмент. Дворик ограничивался забором с воротцами и калиткой. За забором, через неширокую проезжую накатанную дорожку, тянущуюся вдоль улочки с шахтёрскими домиками, был ещё забор с калиткой. За ним был уже большой, соток десять, огород, взбирающийся по насыпи к шоссе, ведущему от железнодорожного вокзала к центру города.

Так и жили.

Пришло время, повзрослевшие дети один за другим начали покидать стариков. Моя мама – Наська – последней перебралась в ближайший город Тайгу, в котором был железнодорожный техникум. Там уже обустроились старшая сестра с мужем Прокопом Фомичём и детьми Галей и Володей. В Тайгинском техникуме, в котором преподавал сопромат и механику Прокоп Фомич, моя мама познакомилась с моим отцом и вышла замуж.

Мы с мамой, приезжая изредка в Анжерку, шли от вокзала не по шоссе, а напрямки через старое кладбище. Мама иногда что-нибудь вспоминала из своего детства в связи с кладбищем, какие-то жуткие истории. Когда мы проходили через него, я, забывая про всё, глазел по сторонам. Замшелые плиты, провалившиеся могильные холмики, покосившиеся окрашенные в синее кресты, облупившиеся серебряные с красными звёздочками обелиски…