Эрика Дон - Тому, кто желает, но не может умереть

– Прости меня, мама, – наконец, выдавил он. – Прости, что не успел сказать тебе, что ты лучшая из матерей. Я принёс тебе столько боли. Мне так хотелось увидеть тебя.

Голос дрогнул, а в глазах защипало от слез.

– Прости меня, если сможешь. Я обязательно сделаю что-нибудь хорошее. Ты ещё будешь гордиться мной, я тебе обещаю. Я смогу. Рядом Джонни, Кевин. У тебя замечательный внук, мам. Мы все очень любим тебя. Ты всегда будешь с нами, – он наклонился к плите, мрамор холодом обжег его сухие горячие губы.

Лэнс медленно шёл по шоссе в глубокой задумчивости и вздрогнул, услышав за спиной надрывный вой полицейской сирены. За одной машиной пронеслась вторая, третья, промчалась карета «скорой помощи» и пожарная. Сердце его забилось чаще, кровь застучала в висках.

«Джонни», – эта мысль на секунду парализовала мозг, Лэнс побежал. Он уже отчетливо видел полицейское оцепление, остановившиеся на дороге машины, вышедших поглазеть на аварию зевак. То, что он увидел дальше, было чудовищным. Кадиллак брата был в огне, ещё пара машин горела рядом. Один автомобиль лежал колёсами вверх и от этого выглядел ужасающе беспомощным. Пока Таллер пробирался сквозь толпу, машины потушили, и теперь они черными скелетами говорили о дорожной трагедии.

– Простите, сэр, сюда нельзя, – чьи-то пальцы схватили Лэнса за рукав. Он остановился, в немом оцепенении, глядя, как пытаются открыть дверцы машины, как достают жертв катастрофы: два обгоревших тела взрослых и одно совсем маленькое. У Таллера всё поплыло перед глазами. Голоса слились в один монотонный гул. Слова одного из офицеров вернули ему способность двигаться.

– Я знаю эту машину. Это кадиллак прокурора Таллера. Очевидно, ехал куда-то с семьёй.

– У него родные есть? – спросил другой полицейский.

– Нет. Его мать умерла. У жены, кажется, есть мать. Жаль, хороший мужик был!

Лэнс почувствовал, как внутри всё сжимается, словно грудь его заковали в стальные тиски.

«Их больше нет. Никого нет. Всё кончено!»

– 3 —

Он не помнил, как заехал в эту глушь и где взял машину. Голова кружилась от избытка выпитого, но он упорно сжимал бутылку виски одной рукой, а другой пытался управлять автомобилем. Деревья стали попадаться всё чаще, и вскоре Лэнс очутился в настоящем лесу.

– Что за чёрт! Где это я? – пьяным голосом проговорил он и остановил машину, едва не врезавшись в мощный ствол дерева. Вокруг было тихо, только где-то поодаль «ухал» филин. Не выключая фар, Таллер вышел из машины и стал всматриваться в темноту. Вокруг него плотным кольцом стояли деревья.

– А дорога где? – удивился он.

Не смотря на июнь, ночь выдалась прохладной, и Лэнс невольно поёжился.

«Придётся торчать здесь до утра», – подумал он и тут в свете фар разглядел небольшой деревянный домик, похожий на дом лесничего. Недолго думая, Таллер направился к нему. Дверь оказалась незапертой, но, очевидно, давно никем не открывалась.

– Эй, есть тут кто? – спросил он, не ожидая ответа. Потом щелкнул зажигалкой и увидел на маленьком деревянном столике керосиновую лампу. Создав сносное освещение, Лэнс осмотрелся. Срубленный стол, длинная лавка, две полки на дощатой стене и старый потертый диван – вот и весь интерьер. Воздух в домике был спертый. Таллер хотел было вернуться обратно к машине, как разглядел на полке какой-то предмет. Он привлек его внимание металлическим блеском. Лэнс подошел ближе. Это был магнум. Таллер взял в руки оружие. Рядом с пистолетом лежала коробка с патронами. Он захватил и ее, затем сел на диван и стал рассматривать свою находку. Оружие уже было заряжено, причем находилось в отличном состоянии, в этом он понимал. Парень отхлебнул еще виски. Холод ночи быстро выгонял из организма хмель, и события прошедшего дня вновь вставали перед его мысленным взором: понимающие глаза брата, улыбающаяся Кэтти, увлеченно рассказывающий про свою мечту Кевин. Обгоревшие машины. Обгоревшие тела.

«Господи, неужели это все было?» – он закрыл глаза. Ведь он только начинал жить по-человечески. Он думал, что судьба улыбнулась ему, а она всего лишь показала ему зубы. Она забрала у него всех, кого он любил. Забрала их страшно, быстро, всех!

– У тебя больше никого нет, – проговорил Лэнс и, увидев, что виски тоже нет, отшвырнул пустую бутылку. Она покатилась по полу, нарушив тишину ночи.

– Ты никому не нужен на этом свете, – продолжал он вслух, и голос казался ему совершенно чужим. – Они слишком тепло приняли тебя. Ты не заслужил такого счастья. Тебе нельзя никого любить. Они бы жили, если бы не ты. Они погибли из-за тебя! – последняя мысль почти отрезвила его. – Если бы я не захотел побыть один, они бы остались. Если бы мы вообще не поехали сегодня на кладбище, если бы меня прирезали в этой вонючей тюрьме, то может они были бы сейчас живы! И они были бы счастливы! Во всем виноват я! Я и моя проклятая жизнь! Я не смогу с этим жить, – и тут он ясно представил себе все, что хочет сделать. Так ясно, словно он уже делал подобное раньше. Выход был один, и он был безумно прост. И не нужно будет больше винить себя. Взять и все закончить одним выстрелом. Его рука, подносившая оружие к виску, даже не дрожала. Наоборот, он почувствовал облегчение. Лэнс закрыл глаза. Холодный металл прикоснулся к виску. Палец плавно нажал на спусковой крючок. Только в душе что-то оборвалось.