Канта Ибрагимов - Прошедшие войны. I том

– Ладно, ладно, проваливай, тоже мне умная – старая карга, – говорил теперь уже умиротворенным голосом Баки-Хаджи, легонько стукая костылем по толстым, больным ногам жены, как бы выпроваживая из комнаты придурковатую важную гусыню.

Зная, что эта перебранка стариков может перерасти в очередную ссору с перечислением многих любовных похождений молодого Баки, все замерли, как бы стыдясь, опустили головы, наперед зная весь диалог и его финал, предвкушали удовольствие, улыбались.

Сама природа заложила враждебность в их отношения: жена Баки-Хаджи была на целую голову выше мужа. Никто не знал и не мог понять, как она вышла замуж за такого маленького человека. С годами мулла стал сутулым, иссохшим, сгорбленным. Напротив, его жена после рождения третьей дочери обрюзгла, разошлась вширь, у нее все стало большим, толстым, водянистым, даже промасленные выгнутые уши.

В молодости Баки, тогда еще не Хаджи, был отчаянным гулякой: много он причинил боли жене и родственникам. Его постоянные любовные похождения сопровождались романтизмом, открытостью и скандалами. После совершения Хаджа мулла вынужденно остепенился, только глубокий вздох сожаления и сопровождающие женщин бесстыжие глаза выдавали его желания.

Хадижат скрывала в бессильном молчании свои горе и ревность, но с годами, пользуясь поддержкой повзрослевших дочерей, осмелела и при каждой возможности издевалась над мужем, унижала его авторитет муллы и уважаемого человека, прилюдно перечисляла все его грехи. Баки-Хаджи, конечно, злился, кричал, но никто не знал, что даже от упоминаний он получает наслаждение и блаженство.

Больше злясь на прошедшую молодость, чем на свою вздорную жену, Баки-Хаджи, размахивая кулаками и костылем, пронзительно крича своим срывающимся на писк голосом, кидался грудью на махину женского большого тела и, как мячик, отлетал от упругого живота жены. При этом никогда не занимался рукоприкладством и, понимая всю комичность ситуации, получал, как и все присутствующие, удовольствие от скандала.

Правда, однажды, лет двадцать назад, было исключение, когда Хадижат впервые назвала в любовном списке мужа имя Хазы. Тогда разъяренный Баки-Хаджи до полусмерти исколотил жену. Он бил ее кулаками и ногами – и, наверное, забил бы насмерть, если бы не подоспевший на крик Алдум. Младший брат своими огромными ручищами сгреб муллу и на руках вытащил во двор. Все видели, каким гневом горели налитые кровью глаза старшего Арачаева, как запеклась белая пена в уголках тонких, сжатых в ярости губ. После этого имена Хазы и ее дочери Кесирт долго не упоминались в присутствии Баки-Хаджи.

Обычно во время этих ссор посмотреть на зрелище приходили не только родственники, но и все соседи. Под конец скандала Хадижат теряла над собой контроль и выметала весь сор из избы, бестолково ворчала, а Баки-Хаджи наоборот – притворно дулся, подмигивал окружающим и говорил, что женщины и сейчас по нему сохнут и что он еще не раз женится – просто времени нет…

К сожалению всех присутствующих, на сей раз скандал не получился – из прихожей крикнули, что явился сосед, друг Баснака, милиционер Бекхан Тимишев. Из кунацкой все исчезли, остались только два брата Арачаевых, их двоюродный брат Баснак и милиционер. Пока они обменивались общими фразами о бытье и здоровье, принесли на разукрашенном подносе чай с медом. Наступила долгая пауза. По озабоченному виду Бекхана поняли, что он пришел не просто так.

«Я пришел по поручению начальника милиции Дамси Шитаева, – наконец нарушил молчание гость и, глядя в свою посуду, тихим голосом добавил, – Тутушевых не трогать. Кстати, все их мужчины из села исчезли, видимо уехали к сыну в Грозный. Только что по пути от вас красные арестовали Бовку из Элистанжи… Здесь под видом купца ходит один армянин-провокатор, чекист. Его не трогать, в разговоры о политике не вступать, с ним мы сами разберемся, а тебе, Баки-Хаджи, надо срочно на некоторое время исчезнуть, где-то скрыться».

На рассвете Баки-Хаджи в сопровождении Цанка и двух охотничьих собак покинул село. Недовольный, долговязый Цанка кулаками протирал заспанные глаза. Доставшаяся по наследству от могучего покойного отца черкеска безвольно болталась на его костлявой фигуре, в одной руке он нес маленький сверток с провизией, а другой поддерживал ремень пятизарядной винтовки. Тяжелое оружие при каждом шаге норовило соскользнуть с хилого плеча юноши, и ему приходилось наклоняться для сохранения равновесия. Радостные собаки, почувствовав долгую лесную прогулку, лихо носились по лесу, обнюхивая каждый ствол: они то исчезали в чаще, то появлялись неожиданно вновь, часто дыша, вкрадчиво всматриваясь в глаза хозяев.