Павел Астахов - Простые чудеса

Первым в коридоре мне попался очень странный субъект – здоровенный бритый наголо детина в рыжем клеёнчатом фартуке и зеленых бахилах. Рукава халата закатаны, а руки были в резиновых перчатках.

Самое ужасное то, что его фартук, перчатки и бахилы были перемазаны густой бурой кровью. Даже в мясном отделе гастронома такой внешний вид напугает взрослого, видавшего виды мужика. Здесь же, в специализированном гинекологическом отделении для будущих мамочек, имеющих проблемы с вынашиваемостью, он выглядел чудовищем. Женщины, вышедшие в коридор, заметив его, моментально скрывались в своих палатах. Мужик неторопливо шествовал по коридору и улыбался. Казалось, что он даже наслаждается своим отвратительным людоедским видом.

Возможно, это был неплохой, любящий свою работу и семью специалист. Возможно, он помог многим будущим матерям обрести свое материнское счастье… Возможно… Но в тот момент он был ярким воплощением настоящего коммунистического отношения к женщине-матери. Не того плакатного воплощения, с лозунгами о величии женщины-матери, начале жизни и воспитании здорового поколения, которое с утра до вечера насаждалось нам мощной советской пропагандой, а именно сущностного отношения к женщине как к главному «производителю» здорового поколения строителей коммунизма. И как следствие – беспощадного отторжения всех возможных отклонений: от особенных деток до «проблемных беременностей».

Для первых – лучшие советские специнтернаты по типу колоний для психически неполноценных, для вторых – работающий в три смены конвейерный абортарий.

– Здрасьте! Кого ищем? – остановил он меня.

– К вам по «скорой» доставили час назад мою жену, Астахову Светлану. Где она?

– Ха! Так уже, наверное, в операционной. У нас всех, кто по «скорой», сразу на чистку отправляют… – ухмыльнулся упырь.

– Как мне ее найти? Мне нужно срочно ее увидеть! – Я еще пытался быть вежливым.

Но многие не очень умные люди часто вежливость принимают за слабость. Особенно те, кто хоть мало-мальски облечен властью. Тем более над женщинами, да еще не вполне здоровыми. Этот людоед оказался из таких. Улыбка моментально сползла с его бульдожьей рожи и он рявкнул:

– Ага! Щас! Разбежался! Я тут у станка весь день стою, понимаешь, режу, спасаю… Ты кто такой, чтоб мне указывать?! А ну, давай на выход! – И он вознамерился вытолкать меня из отделения в шею.

И здесь, надо честно признаться, я не выдержал. Никогда старался не афишировать свою учебу и службу в органах КГБ, но здесь другого выхода не было. Жизнь моего будущего малыша и жизнь жены висели на волоске.

Я резко схватил мерзавца левой рукой за правый рукав и дернул к себе, одновременно выхватил из внутреннего кармана служебное удостоверение – красную корочку с золотыми буквами: «КГБ СССР». Я ткнул ему документом прямо в нос.

– А ну, стоять спокойно! Читать умеете, гражданин мясник?! Быстро отвечайте, где поступившая к вам сегодня Астахова? Ну!?

Для убедительности я еще припёр его к стене спиной и придавил коленом пониже живота. Он изменился до неузнаваемости, побледнел, задрожал, глаза забегали, и, кажется, он даже стал ниже ростом.

– Так точно, – проблеял он. – Извините, не знал… не разобрался… Виноват… Сейчас всё решим. Не беспокойтесь. Одну секунду. Всё выясню…

Для верности я встряхнул его:

– Быстро найдите пациентку Астахову и меня к ней проведите! – И толкнул его вперед по коридору.

Мужик затрусил к сестринскому посту и через полминуты уже радостно махал мне с другого конца коридора журналом учета:

– Здесь она! Идите сюда, товарищ!

Действительно, слава Богу, Светлана была в палате, где оказались еще пять женщин разного возраста, но с одним и тем же диагнозом «невынашиваемость». Увидев меня, жена соскочила с кровати и, дрожа, прижалась ко мне:

– Давай выйдем.

Мы вышли в коридор, а потом и на лестничную площадку. Здесь она, глотая слезы, сбивчиво рассказала о том, что в этом отделении практически все обречены, потому что здесь не лечат, а именно избавляются от «проблемных беременностей» самым простым способом – хирургическим. Женщины в палате рассказывали свои печальные истории, дожидаясь очереди в «абортарий». А встреченный мною «мясник» в фартуке был ведущим хирургом – заместителем заведующего отделением.

Мы пытались найти решение – и не могли. Даже самый сильный и могучий человек абсолютно беспомощен перед судьбой, определенной Господом. Особенно если он не обращается за помощью к Создателю и не молится о помощи. Светлана не могла вернуться домой, потому что улучшения пока не было. Но и оставаться здесь в ожидании убийства нашего первенца тоже было невозможно. Я отвел жену в палату, а сам зашел в ординаторскую к моему новому знакомому. Он уже снял фартук, бахилы и перчатки. Сидел и пил чаёк с баранками. Увидев меня, замер, потом встал со стула и изобразил внимание к моим указаниям.