Суббота в их городе была особенным днем. Вечером они с мамой ждали, когда возвратится отец. Как правило, он приходил сильно навеселе, «подвыпимши». В Москве Володя такого слова в своем окружении даже не слышал, только видел иногда из окна машины, как, шатаясь, бредут по вечерам мужчины в рабочей одежде. Но тогда в их городе в таком состоянии в субботу возвращались все нормальные мужики. Они работали на комбинате. А это тяжелый труд.
Всю неделю отец не высыпался и очень уставал. И по субботам они с друзьями собирались возле маленького магазинчика на их улице. Там была беседка. Мужчины пили пиво. Каждый приносил что-то из дома. Кто — рыбку, кто — колбаску. Это было — их время, и никто не мог посягнуть на него.
Такие посиделки не осуждались: по всему городу там и сям сидели люди. Сидели на лавочках, пили пиво, разговаривали. Бутылка водки появлялась очень редко. Распитие спиртных напитков в общественном месте строго каралось. Направляли бумагу в цех, лишали премии, вычеркивали из профсоюзных очередей на всякий, даже малый дефицит. И мужчины наслаждались тем, что выпивали по нескольку литров пива, шумно беседовали, иногда играли в домино. Вечером отец возвращался домой пьяненьким. Но в отличие от других — не буянил, был тихий, может, даже тише, чем в трезвом виде.
Это стало традицией: он с порога целовал сына в лоб, целовал жену, пил крепкий чай и, несмотря на его крепость, сразу же засыпал, едва добравшись до кровати. А мама спускалась во двор. Туда, где собирались такие же жены работяг, как она. Усаживались на длинную лавочку, доставали мешочек с семечками, и начинался бесконечный разговор. Женщины перемывали косточки обитателям всего двора, рассказывали о себе, о своих мужьях. Иногда плакали. Расходились поздно вечером.
Когда мама возвращалась, он брал ее шаль, забирался с ногами в кресло, смотрел телевизор и думал, что не станет таким, как отец. Хотя он любил отца. Это был ласковый, спокойный человек и в трезвом виде, и во хмелю. Но Володя видел, что отец страдает. Страдает от самой жизни, от того, как она устроена. Отец на войну не успел, ни в какие интересные поездки не ездил, ничем особенно не увлекался. И хотя алкоголиком не был, выпивал понемногу регулярно. А вот после того как он исчез из их дома, из города, а потом, спустя годы, вернулся, запил сильно. К тому времени его жена, мама Володи, уже умерла, он был на пенсии и сидел дома. А Володя тогда бешено «крутился» в Москве и не мог забрать его к себе: он сам снимал квартиру.
Известие о смерти отца пришло неожиданно. Умер отец тихо, не болея, во сне.
В самолете Володя все еще думал о делах, даже ловил себя на недовольной мысли о том, что его оторвали от них в такой неподходящий момент. Еще не осознал происшедшего.
А потом, на кладбище, когда гроб стали опускать в могилу, когда о крышку глухо застучали комья глины, вдруг понял, что остался совсем один, что они в последние годы так мало виделись и разговаривали с отцом. Да и о чем?
Выйдя на пенсию по состоянию здоровья, а не по возрасту, отец засел дома. Огородником или дачником, как большинство пенсионеров, не стал. Копаться в земле он не любил. А может, оттого и не любил, что не мог на ней работать из-за болезни. Когда начались перемены и стали появляться частные лавочки, отец закручинился еще больше, а выпив, забывал обо всем. Так и умер. Заснул и не проснулся.
Вполне возможно, еще и оттого, что не мог видеть происходящего.
На кладбище Степанков спрятал слезы в струи дождя, во время поминок попытка что-то сказать не удалась, перехватило горло. Стоял, сжав стакан с водкой, и молчал. Его поняли. На него старались не смотреть. Кто-то, разряжая ситуацию, сказал: «Светлая память, хороший был человек». «Царство ему небесное», — тотчас подхватил женский голос, вроде бы Ирины Золотаревой, давней подруги семьи. Выпили. Потом женщины мыли посуду, мужики — бывшие сослуживцы, соседи — курили в форточку, подходили, сочувственно дотрагивались до плеча, брали за локоть, говорили, как водится в таком случае: «Да, хороший был человек… Таких сейчас мало… Бог прибирает лучших…»
Все потихоньку разошлись, и он остался один. Лежал в темноте и вновь, в который раз, пытался поговорить с отцом. Хоть вслед… Ему хотелось сказать какие-то слова благодарности, которых он никогда ему не говорил. И опять не то… все не то…
Так они и остались чужими-близкими людьми, неразгаданными друг для друга.
Когда Володя окончил институт, они отдалились еще больше. Володя тогда метался, хотел начинать свой собственный бизнес в Москве, копил деньги на открытие дела и пахал на нескольких работах, крутился изо всех сил. Ни советом, ни делом отец ему помочь не мог, да и не хотел, он вообще словно бы демонстрировал равнодушие к судьбе сына.
Читать дальше