Илья Стогоff - Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет

К тому времени жизнь поэтов стала хоть и медленно, но устаканиваться. Например, молодые люди попробовали вступить в брак. Найман женился на блестящей Эре Коробовой. Их дом на улице Правды быстро стал модным литературным салоном. Рейн тоже женился, и у него, на улице Рубинштейна, тоже постоянно тусовалась приятная публика. Глядя на приятелей, Бобышев тоже взял и женился. Но вот его брак оказался совсем не таким блестящим.

С будущей супругой Дмитрий познакомился в автобусе. Разговорились, и оказалось, что девушка учится в той же Техноложке, что и он. Дмитрий рассказал, что недавно гопники пырнули его ножом и чуть не убили. На глаза девушки навернулись слезы. Вскоре была отпразднована свадьба.

Супруга была из очень приличной семьи. Папа – ученый-биолог, лауреат и профессор. Мама – выпускница Смольного института, человек крайне неуживчивый. Своей дочери родители хотели не такого суженого, но спорить не стали. Свадьбу справили не хуже чем у людей.

Действующих церквей в тогдашнем Ленинграде, считай, совсем не осталось. А душе хотелось чего-то красивого. Чтобы хоть что-то противопоставить церковным таинствам, в 1959 году в особняке на Английской набережной власти открыли первый в стране Дворец бракосочетания. Очень красивый и нарядный. Желающих зарегистрироваться здесь были тысячи и тысячи. Запись составлялась на год вперед. Причем допускались во Дворец только самые достойные: ударники труда, комсомольцы-активисты. С брачующихся требовали характеристику с места работы, а поздравлял новобрачных кто-нибудь из депутатов Ленсовета или, скажем, первых космонавтов.

Этот Дворец является самым престижным в стране местом бракосочетаний и до сих пор. В разные годы узами брака здесь сочетались будущий убийца Джона Кеннеди Ли Харви Освальд или, к примеру, Алла Пугачева с Филиппом Киркоровым. Тут же свой брак зарегистрировал и молоденький поэт Бобышев. После чего для него началась совсем другая жизнь.

Нужно было кормить семью. Понимая ответственность, Бобышев устроился в НИИ, каким-то боком причастный к производству советского ядерного оружия. Теперь он получал смешные 120 рублей в месяц, а вечера проводил в карликовой квартирке жены. Иногда они ходили в гости к старым приятелям, но над женой Бобышева там только подшучивали, а о том, чтобы принимать гостей дома, не могло быть и речи: в доме жены всем заправляла грымза-теща. Поэтов и их разгильдяйских подружек она не пустила бы даже на порог. Чем дальше, тем сильнее Бобышев тосковал по холостяцкой свободе.

Приятели веселились, ежевечерне напивались, танцевали буги-вуги, ходили послушать саксофонистов в Дом архитектора. А Бобышев вечерами слушал тещино ворчание, а днем скрипел зубами в своем НИИ. Все они вступили в брак молодыми и неперебесившимися. И дамам, и джентльменам хотелось подвигов. Очень часто понять, где чей супруг, было невозможно. Вечерами мужья встречали жен, возвращающихся от любовников, и единственное, о чем спрашивали: почему перед уходом та не приготовила ему ужин?

Брак Бобышева развалился где-то через год. Жена любила рыться у него по карманам и как-то нашла любовные послания к другой женщине. Он пытался объяснить, что это просто наметки поэмы и «другая» – поэтический образ. Но все было бесполезно. Дмитрий вылетел назад, в квартиру родителей. Семейная жизнь была окончена. Он вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым.

Как оказалось, за время его отсутствия жизнь совсем-совсем не изменилась. Как и прежде, вокруг ленинградской литературной тусовки вращалось огромное количество дам, изучавших филологию через постели поэтов. Эти красавицы теперь здорово облегчали Бобышеву жизнь. Сперва место на его холостяцкой раскладушке заняла жена ближайшего приятеля. Вроде бы уже беременная к тому времени. Потом жена одного известного художника – хрупкая еврейская красавица, начинавшая как модель в Академии художеств. Иногда Дмитрий посвящал возлюбленным стихи. Имен при этом он обещал не раскрывать. Дамы обижались и в приступах тщеславия требовали называть все своими именами. Бывало, они хвастались строками перед собственными мужьями. Те хлопали Бобышева по плечу и хвалили: «Здорово, старик, это у тебя получается».

Приблизительно в это же время Иосиф Бродский стал появляться на людях с новой возлюбленной. Ее звали Марина Басманова.

Одна из знакомых Бродского позже вспоминала:

Марина была высокая и стройная, с высоким лбом и мягким овалом лица, темно-каштановыми волосами и зелеными глазами. Очень бледная, с голубыми прожилками на висках и тихим голосом без интонаций, Марина казалась анемичной.