Сергей Тюленев - Улыбка Пеликена

Глеб проснулся и открыл глаза. Голова болела, изжога сжигала горло, печень стонала умирающими от алкоголя клетками.

– Е мое, ну зачем же было столько есть и пить! Да еще на ночь.

Он поднялся, отекшие ноги были ватными, левую ступню покалывали иголочки онемения.

– Что у меня стал за характер? Утром пью таблетки для похудания, днем пытаюсь качать пресс, а за ужином баранину с виноградной самогонкой как не в себя запихиваю!

Он прошел в ванную и встал на весы.

– Титская сила! Сто тринадцать килограммов! Все, с ночными посиделками нужно завязывать. Клянусь. – Глеб подошел к зеркалу и оценивающе похлопал свой живот. – Начинаю новую жизнь. Занимаюсь спортом, уменьшаю количество еды, а главное – прекращаю болтать и верховодить за столом. Что меня вчера понесло? Опять стал рассказывать свои чукотские байки. Вика уже и рот мне затыкала, и одеяло на себя тянула своими новинками косметическими, так нет же, я все-таки заставил всех слушать себя, и наливал, наливал…

– Эй, это ты там бубнишь себе под нос? – услышал он голос жены.

– Я! А кого еще ты тут можешь услышать?

Виктория появилась на пороге ванной комнаты, мягкая улыбка святилась на ее лице. Было видно, что жена сочувствует его состоянию.

– Ну что, я вчера опять никому не дал и рта раскрыть?

– Да уж, несло тебя, не остановить!

– Вот, это ты во всем виновата! Знаешь же, что мне много пить нельзя. Вон, нога отекла, еле хожу сегодня.

– Конечно, – засмеялась Виктория, – я у тебя всю жизнь виновата. Ты водку пьешь, на ночь мясо трескаешь, а крайняя опять я? А уж как твой чукотский расколбас всем надоел, ты бы знал!

– Как это надоел? Это моя юность! Ну, согласись, лучшие годы нашей жизни связаны с севером. Ты помнишь…

– Нет-нет-нет, уволь, – перебила жена. – Давай, принимай душ, брейся и к столу, завтракать. – Она вышла, прикрыв за собой дверь.

Глеб тяжело переступил через край ванной, задвинул шторку и включил прохладную воду. Холод заставил его инстинктивно открыть рот и глубоко вздохнуть, но уже через несколько секунд принес приятное состояние ослабления тисков алкогольного похмелья.

Зубная паста, бритва, одеколон сделали свое дело, возвращая его лицу и телу аккуратность и здоровье.

Выйдя из ванной он, минуя кухню, сразу прошел на балкон. Стол был накрыт, над чашкой кофе и жареными ломтиками бекона с фасолью поднимался дымок, несущий в себе ароматы утра и начала нового дня.

– А что, Вика, как ты считаешь, – сказал Глеб, приступая к еде, – если я напишу книгу и назову ее… – Он задумался, запустил вилку с беконом в рот и, медленно пережевывая, произнес: – Улыбка Пеликена [1] .

– Вот-вот, – раскуривая сигарету, ответила Виктория. – Пусть хоть кто-то еще помучается вместе с нами.

– Я тебе серьезно говорю, женщина! Мне в двадцать восемь лет доверили руководить Чукоткой! – Глеб многозначительно поднял указательный палец вверх, подчеркивая важность сказанных им слов.

– О, вспомнил! – Она пустила дым колечками и хитро прищурилась. – И потом, насколько я помню, не всей Чукоткой, а только Анадырским районом. Или со временем ты себя повысил?..

– Вот ты язва. – Глеб отпил кофе и продолжил: – Тебе что, больше всех надо? Ты же знаешь, что это центральный и по территории – самый большой район, я на вертолете из одного села в другое три часа летал. Нет, с тобой каши не сварить! – Он отодвинул пустую тарелку, привычно провел пальцами по месту, где еще совсем недавно были усы, и пошел в комнату одеваться.

– Ты что, серьезно? – выкрикнула Виктория и, поднявшись, пошла следом за мужем.

– А что, думаешь, не получится?

– Нет, просто у меня для тебя полно реальной работы, если уж ты такой деятельный с утра проснулся.

– Например? – Глеб переоделся и подошел к жене, перегородившей ему выход из комнаты.

– Мне очень нужно покрасить стенки в двух комнатах салона, плинтуса в нескольких местах отошли, наличка на моей двери отклеилась…

Глеб наклонился и поцелуем прервал перечисления накопившихся в ее косметическом салоне проблем.

– Что? – сказала она, когда он наконец-то дал ей вздохнуть.

– Ничего! Не царское это дело – заборы красить! У меня муза в одном месте свербит, а ты «плинтус отошел». И вообще, отойди в сторону, и дай молодому писателю дорогу.

– Я тебе сейчас дам! Такую тебе дам…