Bludov - О не случившейся любви. Почти производственный постмодернистский роман с продолжением

Потом она появилась вновь.

Не могу сказать, что в какой-то момент начал усиленно оказывать ей знаки внимания, пытаясь потихоньку, исподволь, включать своё BLUDOVское обаяние, но…

Лебединая шея, прямая спина

и отточенный жизнью взгляд.

Может правда не надо нырять,

а то

ей потом не прийти назад…

Что же делать мне,

когда рядом нет,

той,

которую можно любить.

И чей запах бьет молотком прямо в нос,

И заходится сердце в груди.

А я пью и «качаюсь»,

«качаюсь» и пью,

Что поделать – период такой.

Удивляться меж тем не перестаю,

Что пока всё еще живой.

Что, наверное, создал Господь меня,

Для чего-то, что только вдали.

И что взором не схватишь за горизонт,

И всё лучшее – впереди.

Так пускай я пока «качаюсь» и пью,

Пусть идёт, как идёт, наплевать…

Лозунг старый забыть,

чтобы не повторять

"Мы отходим – не удержать".

…А потом, после возвращения из отпуска, она совершила телефонный звонок. Как ни странно, в тот вечер собирался на футбол: на Восточку, 4а – «пока идет футбольный сезон мы – интеллигентные болельщики Торпедо Москва» – наши играли с Владикавказом, что, с учетом всей предыдущей истории взаимоотношений, накладывало определенный отпечаток…

Вместо этого я пригласил её на свидание.

Выход из метро и поездка в таком до боли знакомом трамвае…

гербера…

прогулка от самоходки № 128 в Строгино по парку…

поездка на продукции баварских моторных заводов – первый раз в жизни ехал в «бэшке»-купе…

лёгкий ужин «У МАМАН» на Бирюзова…

предложение напоить её утром чаем…

10-й этаж и знакомство с кошкой…

какие всё ж таки у неё шея плечи и спина…

какие?..

я буду говорить тебе об этом до утра…

ягодицы и ноги…

как же хочется сделать ей именно эту ласку…

грудь и атласная, как китайский шелк, кожа…

руки и запястья…

щиколотки…

какие нежные губы и ласковый язык…

острый запах пота и мокрые простыни…

утро…

чай в постели…

как приятно освежает утренний холодок горячее тело…

провал в сон…

душ…

9-го вечером, в Шурмана день рождения, сидя на лавочке у собственного подъезда, чего никогда не делал даже в бесшабашные времена хулиганской юности, родилось менее удачное… какое-то истеричное:

Я сижу под дождем на лавочке,

День рождения братана.

Пиво есть и играет тальяночка

Из открытого настежь окна.

А она… что она… щас в Париже

топчет пыль Елисейских полей.

здесь в Москве чистым дождиком моет,

возвращайся, Катюша, скорей.

Ведь тринадцатое – понедельник,

и свиданье нас ждет у черты.

И мы оба не очень уверены,

хотя знаем: есть я и есть ты.

Ведь всегда наступает утро,

даже если с больной головой.

Я соскучился очень

как будто

подписался

"последний герой"

Потом очень странные беседы на службе, где, как выяснилось, ничего скрыть невозможно. Тем более в Москве – «большой деревне». Разок перешли под руку через дорогу – и всё – будь здоров – тебе расскажут все интимные подробности из её жизни: с кем, как, когда и сколько раз…

Скотство какое…

Не тронуло абсолютно. Вообще, верно подмечено: есть люди, умеющие проходить сквозь грязь и помои, выливающиеся на них, не пачкаясь. А я скорее просто не слушал всего этого.

Потом настал какой-то совершенно потрясающий период. Реальная шизофрения. Сон исчез как класс. Не могу сказать, что всё, абсолютно всё было посвящено ей в моих мыслях и поступках, но как-то очень близко к этому.

Когда она заблудилось во всемирной столице любви, чувство было одно – броситься и найти. Хотя, куда там…

Долгий ночной разговор по телефону:

«Скучаю по тебе. -

А потом наступили те самые сутки, собственно и заставившие меня начать писать весь этот бред…

У Пуги умерла мать…

скучаю по тебе…

4 утра

такси в Шереметьево-2

ожидание…

как медленно тянется время…

рассветает…

–