Вокруг Денисова сновали люди, все время его о чем-то спрашивали, и ни один из вопросов не был второстепенным. Все главные. И все вопросы надо было решать сейчас же, сию минуту, с максимальным коэффициентом полезного действия.
Шуня догадалась, что выбрала неудачное время и место, но ее вопрос тоже был главным, и свернуть с намеченного курса она уже не могла. Действовал закон инерции равномерного прямолинейного движения.
– Мы друзья? – спросила Шуня у Денисова.
– Ну… – поторопил Денисов.
– Не «ну», а отвечай.
– Друзья, – удивился Денисов.
– А дружба превыше всего, – заключила Шуня. – Твоя страсть – как лихорадка. Потрясет и перестанет. А дружба – это навсегда.
– Это слова из какой-то песни, – заподозрил Денисов.
– Ну и что? Значит, поэт-песенник считал так же, как и я.
– Что ты хочешь? – спросил Денисов. Ему было не до творческих диспутов.
– Брось Болотину, – прямо потребовала Шуня. – Она и бездельница и мымра.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю, – уклончиво ответила Шуня.
– Я не могу ее бросить. Это не в моей власти. Такой ответ не устроил Шуню, она решила перенести разговор.
– Ну хорошо, здесь не место. Дома поговорим.
– Место ни при чем. Я и дома скажу тебе то же самое.
Это был тупик. Больше идти было некуда и не к кому. Оставалось сесть на землю, обхватить голову руками и громко зарыдать.
Шуня сосредоточилась, как учат йоги, и выход забрезжил узеньким лучом. Этот выход назывался Митя Большаков.
Митя был школьным другом Денисова, из тех друзей, что остаются на всю жизнь. Он работал в больнице, заведовал отделением. Денисов был хороший строитель, а Митя – хороший врач. Из их класса вышли хорошие специалисты и честные люди. Митина жена не сумела стать Шуниной подругой, а может быть, Шуня не подошла Митиной жене. Но это несовпадение жен не мешало осуществлять Мите и Денисову великий акт мужской дружбы.
Шуня приехала к Мите в больницу. Он вышел к ней в белом халате и белом колпаке, как булочник, и Шуня почувствовала к нему доверие. Видимо, и больные тоже с первого взгляда доверяли Мите. Была в его облике уверенность и чистота жизненного замысла.
– Митя, я тебя очень прошу, напугай моего Денисова, – попросила Шуня и ощутила на своем лице несвойственное ей нищенское выражение. – Скажи, что у него рак.
– Зачем? – оторопел Митя.
– Он испугается, у него вся страсть из головы вылетит.
– Какая страсть? Баба, что ли? – догадался Митя.
Шуня сконфуженно промолчала.
– Нет. Не могу. Это должностное преступление.
– Я хочу его вернуть, – виновато объяснила Шуня.
– Но не такой же ценой. Он узнает, окончательно тебя бросит. А мне морду набьет.
– Тебе что, морду жалко? – упрекнула Шуня.
– Конечно. Люди свои машины берегут. Железо. А тут морда.
– Но вы же друзья. А дружба превыше всего.
– Вот именно, – согласился Митя. – Буду я подвергать друга испытаниям, тем более из-за баб…
Митя объединил Шуню и Болотину в одну подгруппу, именуемую «бабы». И это было, в общем, справедливо. Они обе бабы, хоть и соперницы. Лучик надежды рассеялся. Шуня заплакала. Мите стало ее жаль.
– Ну давай я скажу, что у него язва, – предложил он.
– Только большая. А то он не испугается.
– Хорошо. Большая и глубокая, – пообещал Митя.
– Позвони ему на работу. Прямо сейчас. Он там.
Луч надежды снова вспыхнул и осветил Шунино лицо.
Митя снял трубку.
– Скажи ему, что он плохо выглядит. Что у него цвет лица как застиранная тряпка, – торопливо продиктовала Шуня.
– Ты меня не учи, – с раздражением одернул Митя. Его раздражало то, что он позволил накинуть на себя вожжи и шел на поводу. – Я сам знаю, что сказать… – Митя повел головой и плечами, как бы желая освободиться от вожжей.
Болотин отпустил машину и пошел домой. Ключи у Болотина были, но он никогда ими не пользовался. У них с женой был ритуал: он звонил в дверь, она отпирала и встречала его. Она всегда была дома и всегда встречала мужа. И любое дело казалось по плечу, когда знаешь, что тебя ждут и встречают.
Жена была человеком тщеславным. Болотин знал этот ее недостаток, или достоинство, или то и другое одновременно. А правильнее всего: недостаток, переходящий в достоинство. Итак, жена была человеком тщеславным и любила поражать. Талантов у нее не было, поражать талантом она не могла, поэтому поражала нарядами, обедами, собой. И немудрено, что кто-то ошалел, попав под колеса ее тщеславия. Болотин поверил сегодняшней посетительнице, круглоглазой и глуповатой, как дура. Но он любил жену больше, чем себя. Любят, как правило, для себя, так, чтобы самому было комфортно. Болотин любил жену для ее самой – редкий, но все же встречающийся случай. Размышляя о ее зигзаге, Болотин пришел к выводу, что она заскучала, а состояния скуки она не переносила физически. Она просто заболевала от скуки. У нее скисала кровь и отстаивалась слоями, как старая простокваша. Когда дереву не хватает воды, оно высасывает воду корнями из песка, из камней, из чего угодно. Так и его жена: вытягивает впечатления из ничего. Болотин понял, что жену надо чем-то занять. Ей было под сорок – возраст, подходящий и для детей, и для внуков. Надо занять ее ребенком, пусть взращивает нового человека. Это не надоедает. Лет через десять, когда устанет поражать, скука станет основным содержанием ее жизни. И значит, сегодня надо спланировать ее дальнейшую жизнь. Составить перспективный план, как в строительстве. Сама жена не заглядывает дальше завтрашнего дня. Это тоже недостаток и достоинство одновременно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу