Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую

– Я отыграюсь! – горячо заверил Сгущёнкин.

Парень пожал плечами.

– На этот раз ставки принимаем только наличными.

Сказав это, парень вернулся к своим.

Сгущёнкин затосковал, к тому же замёрз. Непроизвольно он взял в руки гитару. Пальцы сами заскользили по струнам. Мелодия, созвучная с душевным состоянием Сгущёнкина выплеснулась в улицу.

– Эй, друг, – верзила с заячьим лицом тряс Сгущёнкина за плечо. Тот поднял на него задумчивый взгляд.

Верзила вручил Сгущёнкину вещи.

– Музыка твоя прямо-таки за сердце берёт. А мы люди добрые – нищие таланты не грабим. Ну, бывай.

Сказав так, бандиты вернули Вольдемару вещи. Часы, правда, прикарманили.

И Вольдемар, до конца не веря своему счастью, отправился домой.

Сгущёнкин вернулся в дом Анны Николаевны. Сегодня утром он скатился на самое дно, и на дне этом переродился. Все сложности, которых он боялся, теперь казались ему не такими уж и глобальными.

Сгущёнкин решил, что нужно двигаться дальше. Он мысленно поблагодарил Шалтая за заботу. Следующий шаг она сделает сам.

Сгущёнкин достал стопку листов бумаги и взялся за перо – точнее за ручку. Он писал два объявления: о поиске работы и о съёме жилья.

И в том и в другом объявлениях, Сгущёнкин описал себя, как ответственного, без вредных привычек, отца-одиночку.

Начеркав приличную стопочку, Сгущёнкин убрал их во внутренний карман пальто, взял два клея («карандаш» и «Момент»), и отправился на улицу, – развешивать.

Он тщательно обклеивал улицы заветными бумажками: не обходил вниманием столбы и подъезды, особенно старательно прорабатывал доски объявлений, установленные у каждого подъезда.

На одной из таких досок его собственно и ждал привет от бывшей жены: Сгущёнкин уже приклеил оба объявления, когда обратил внимание на свой чёрно-белый портрет. Над портретом зияла надпись: разыскивается. И мелким шрифтом подпись: обвиняется в киднеппинге.

Бывшей супруге удалось раскрутить дело с похищением и навесить на Сгущёнкина кучу нелицеприятных ярлыков. На волне общественной истерии, связанной с педофилами, похищением детей и использованием детских органов в качестве донорских, все эти три направления сплелись в единый поток, и дело Сгущёнкина оказалось, что называется, на гребне волны. Холод пробрал тело.

«В розыске, так, так, так… – хаотично соображал Сгущёнкин. – Одинокий, с ребёнком на руках, Толечка, сыночек, выдаёшь меня с потрохами. Нужно бежать!»

Сгущёнкин сорвал свой портрет, спрятал в карман, и в срочном порядке понёсся по улицам срывать с таким усердием расклеенные объявления.

Он не сорвал и половины, когда нервы его не выдержали. Он немог отделаться от чувства, что за ним следят, ему казалось, что срывание объявлений выглядит слишком подозрительным и привлекает ещё больше внимания, что он не на то тратит время.

Запыхавшийся Сгущёнкин вернулся домой, и принялся собирать вещи.

Лиза тёрлась о его ноги и вопросительно мяукала. Шкреди спрятался поглубже под диван и вжался в пол. Сборы его нервировали.

Вещи собраны: к спортивной сумке прибавилось еще два мешка с домашними мелочами, так усиленно закупаемыми Сгущёнкиным в последнее время. Сгущёнкин покормил Толечку, а тот, как назло, куксился и выплёвывал детское питание, несколько раз больно ухватил Сгущёнкина за нос.

– Всё слишком серьёзно, – убеждал Сгущёнкин сына. – Будь собраннее!

Последними Сгущёнкин упаковал кошек – он отловил малявку Шкреди из-под дивана и вместе с доверчивой, не ожидающей подвоха Лизой, погрузил их в сумку, которую надел через плечо. Остальной скраб водрузил поверх тумбочки на колёсиках. Наверху пирамиды Сгущёнкин тщательно пристегнул Толечку.

Сгущёнкин нервничал, мысли рассыпались и память отказывала. Анна Николаевна была на работе, её сын привычно потерялся в глубинах квартиры. И нервный Сгущёнкин ушёл по-английски, даже записки не оставил.

Сгущёнкин вышел из подъезда, пыхтя, допёр вещи до автобусной остановки и остановился.

Куда идти, он не знал. Что делать тоже. Сгущёнкин осмотрелся, ожидая найти в окружающем пространстве подсказку. Он не мог уйти с остановки – сил тащить вещи не было. Сгущёнкин мог только сделать шаг вперёд и вытянуть руку, ведь рано, или поздно найдётся кто-нибудь и подвезёт его.

Он стоял долго. Машины неслись мимо. Некоторые притормаживали, но, завидев у него за спиной пирамиду вещей с восседающим на ней Толечкой и мордочки кошек, выглядывающих из сумки на плече, давили на газ.