Маша Трауб - Собирайся, мы уезжаем

Они приехали в аэропорт. «Никуда не отходи от вещей. Я скоро», – сказала мать и ушла. Марина сидела посреди зала на тюках – ковер, книги, чемоданы… Мать не вернулась ни через час, ни через два. Марина хотела подойти к дежурному милиционеру, спросить, не знает ли он, где ее мама, но боялась оставить вещи. Марина уснула на скатанном в рулон ковре. Проснулась оттого, что мать трясла ее за плечо и совала в руку яблоко. «Просыпайся, побежали». Они схватили вещи, яблоко упало на грязный пол. Голодная, замерзшая и испуганная, Марина с тех пор полюбила самолетную еду – застывшая жижа в пластиковой посуде растекалась по пищеводу и пучила живот. Марина спросила мать, можно ли взять с собой прямоугольную тарелку и пластмассовую кружечку. Мать разрешила.

«Зато теперь тебе ничего не страшно», – сказала она то ли дочери, то ли сама себе. Марина не поняла смысл фразы, но на всякий случай по привычке кивнула. Они прилетели в Иваново, где должны были переночевать. Билетов на прямой рейс не было, и они летели в Москву через Иваново. Маленький гостиничный номер, две кровати и белая-белая вода, текущая из-под крана. Марина лежала в кровати под пахнущим хлоркой пододеяльником и смотрела, как трясется люстра. Мать, сидя на соседней кровати, звонила в Осетию, бабушке. «Нет, все нормально. Не волнуйся. Завтра улетим. Да, получится. Она спит». Утром Марина увидела, что лицо матери осунулось, а между бровями так и не расправилась морщина. «А вчера у нас было землетрясение», – чужим голосом сообщила она новость дочери и грохнула об пол казенную вазу. Пришла женщина-администратор, мать отдала деньги за испорченное имущество, и они побежали в аэропорт.

Первый день в Москве Марина помнила отчетливо. Они поехали в «Детский мир» покупать новую школьную форму – синий костюм-тройку. Еще купили рубашку в тон, туфли и колготки. На входе в метро мать забрала пакеты. «Ты сядешь на этот поезд, доедешь до кольцевой, сделаешь пересадку – там есть схема, посмотри, потом от метро на 233-м автобусе, вот тебе наш адрес и ключи. Как доедешь, позвони по этому телефону», – говорила она, всовывая в руку Марины бумажки. «Мамочка, пожалуйста, не оставляй меня. Я тебя очень люблю. Я буду хорошо учиться. Я не буду тебе мешать работать. Я все сделаю, что ты скажешь», – плакала Марина, цепляясь за материнскую шею. Мать резко сдернула руки, сжала и тихо спросила: «А что ты будешь делать, если я умру?» – «Нет, мамочка, нет, пожалуйста!» – рыдала Марина. «Я должна знать, что ты не пропадешь. Ты должна научиться выживать». Мать вложила ей в ладонь две пятикопеечные монеты и ушла, ни разу не обернувшись. Марина стояла и плакала. До дому она, как ни странно, добралась легко. Пересела на кольцевой, быстро подошел автобус, узнала дом, позвонила, сказала: «Я дома, мама». Мать не похвалила, просто сказала: «Хорошо», – и повесила трубку.

Марина вернулась в школу, в которой проучилась первые два класса – до отъезда в Осетию. На второй день девочки-одноклассницы собрались в туалете и разбили Марине губу об раковину – «чтобы не зазнавалась». Марина не носила пионерский галстук. Из-за бесконечных переездов ее просто забыли принять в пионеры. В северной школе в галстуках вообще практически никто не ходил. В их городке алые треугольники не продавались – за ними нужно было ездить на Большую землю. А с Большой земли везли продукты и теплые вещи, а не символ пионерии.

Зато Марина носила золотые сережки – подарок бабушки. Маленькие желтые цветочки. В московской школе украшения были запрещены – директриса была озабочена идеей социального равенства. Девочки-одноклассницы сказали, чтобы Марина сняла сережки. Та отказалась. Ленка, классная красотка с рано развившимися формами и инициатор разборок, больно дернула Марину за мочку уха – хотела сорвать сережку. Марина взяла стул, размахнулась и саданула Ленке в бок – на Севере она научилась давать сдачи. Только там вместо стула использовались железные прутья. Ленка разрыдалась скорее от испуга и неожиданности, чем от боли. После уроков девчонки во главе с Ленкой затащили новенькую в туалет и несколько раз, держа за волосы, ударили лицом о край раковины. Ленка стояла, смотрела и командовала: «Еще, еще».

Марина пришла домой с распухшим лицом и кровоточащей губой. Мать посмотрела, прошлась по губе перекисью водорода и строго сказала: «Это твои дела. Разбирайся сама». Марина пересела на заднюю парту и дала списать диктант Славке – главному хулигану класса. Марина не хотела делать больно Ленке, она хотела ее унизить, потому что это было хуже. Этому ее тоже научили на Севере. Боль пройдет, а воспоминание об унижении останется.