Дубовый паркет выпал из рук сотрудников, когда распахнулась дверь директорского кабинета….
Вечером, в конце рабочего дня, инженер, разжалованный из заместителей в рядовые сотрудники, шел к стоянке, весь потный и злой….
— Все понятно, все ясно… — бормотал он себе под нос, — но дверь кто открыл? Кто утром-то дверь открыл?
Тут, увидев на своем месте машину начальника охраны, он остановился и с чувством прошипел:
— Ну конечно, он дверь открыл! Кто ж еще! У, фашист! Твоих рук дело!
Все было плохо! Ворвавшись в квартиру как вихрь, она швырнула туфли изо всех сил (ни в чем не виновные шпильки приземлились почему-то на середине комнаты), и принялась бегать по всей квартире, не зная, чего бы разбить. Потом заплакала.
Так, плача, она рухнула в кресло, не спуская глаз с запертого буфета. Не заглядывать туда, не приближаться, не смотреть. Еще совсем недавно она дала себе этот зарок! Но ведь это было до того, как… И, продолжая твердить про себя, как пиявка из детского мультфильма («все плохо, плохо, плохо…»), махнула на все рукой, вытащила из кармашка маленький ключик, и…
Две рюмки почти раскаленного коньяка пролились прямиком в горло. От спиртного она моментально расслабилась, спасительное тепло разлилось по всему телу, и, прекратив плакать, она устроилась поудобней в мягком и близком кресле, поджав под себя гудящие от усталости ноги.
И вдруг — вздрогнула. Да что там вздрогнула — задрожала всем телом от пристального взгляда дымчато-серых, неподвижных, а, главное, неизвестно откуда взявшихся в комнате чужих глаз. Уставившихся прямиком на нее, как два неподвижных, но точно нацеленных смертоносных дула. И это в комнате, в которой (она знала точно), никого, кроме нее, нет!
Зажмурившись, она затрясла головой (точь в точь как столетняя старуха), пытаясь прогнать наваждение. Но не тут-то было! А, раскрыв глаза, увидела и причину беспокойства: на столике рядом с телевизором сидел хилый, невзрачного вида мужичок совершенно неопределенного возраста, с топорщившимися во все стороны, абсолютно неестественными усами. Ну просто обалденными усищами, если честно сказать!
— Так-так, — сказало странное существо, укоризненно мотая головой, — коньячок, значит, в одиночку потягиваем. Хорошо, ничего не скажешь.
От какого-то дикого спазма в животе вдруг свело, разом ликвидировало весь воздух, и, хватая кислород ртом, как рыба, выброшенная на поверхность пустынного пляжа, она застыла в этом дурацком кресле, пытаясь связать хоть какие-то слова. Но слова почему-то не связывались. Не до того было.
— Так-так… — продолжало существо, уставившись прямиком на нее неподвижной серостью своих странно прозрачных глаз, — а коньячок в одиночку к чему приводит, мы знаем? А хорошо нарушать свои обещания, когда сама же заперла буфет? Так как теперь будем?
Первый спазм прошел, и все еще хватая воздух, она выдавила из себя нечто вроде:
— Что же это… Как же это… Господи…
— Господи тут совсем не при чем! — строго сказало существо, — неужели я бы сюда пришел без его ведома? Как ты думаешь? Тут в теле дело! И дело, как я вижу, серьезное. Будем спасать.
«Белая горячка… Белая горячка… Допилась до чертиков…» — вихрем пронеслось в голове, так, как когда-то крутились старинные патефонные пластинки, — «что же теперь делать? Что теперь будет…».
— А ничего не будет! — вслух сказало существо, поудобнее устраиваясь на столике рядом с открытым буфетом.
— Да кто ты такой? — выдохнула она, — призрак или домовой?
— Вот еще! — обиделось существо, — мало того, что встречают меня с такой паникой, так еще и обидеть норовят при первом же обидном случае!
— Тогда кто? — совсем растерялась она, не понимая, что происходит, и как, по чьей такой милости провалилось она в такую вот временную дыру.
— Я — ангел! — с пафосом произнесло существо, — твой ангел-хранитель, если с первого раза не доходит!
Над ее рассудком, напряженным до предела и оттого уже начавшем давать серьезный сбой, коньяк взял верх, и она вполне серьезно расхохоталась, твердо уверенная в том, что все это происходит с ней не на самом деле.
— Какой еще ангел? — хохотала она, — откуда ты тут взялся?
— И ничего смешного в этом нет! — снова обиделось существо, — истеричка какая попалась! Ангел я потому, что к тебе, дуре пьяной, приставлен, потому, что положение твое весьма серьезное. Вот тебя и надо охранять! А видишь ты меня потому, что, во-первых, допилась ты до чертиков, как сама думаешь, а во-вторых, потому, что сама не понимаешь, на каком ты свете. Дурь у тебя в башке несусветная, вот ты меня и видишь!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу