Марина Белкина - Брачный антракт

– Егор?! Все совсем не так… Я объясню…

Его бледные губы скривились в улыбке.

– А за то, чтобы переспать со мной, тебе тоже кто-то заплатил?

Ника вздрогнула, как от пощечины.

Егор впился взглядом, ожидая объяснений. Она и рада была рассказать все, да не могла, скованная льдом глупой гордости. Оправдываться перед Егором при Полине? Немыслимо! Публичное унижение – Никин персональный ад.

Егор опустил глаза.

– Валите отсюда, обе!

– Егор, у меня есть оправдание, я сделала это ради любви, а не из-за денег, как эта актрисулька! – хлопая кукольными глазами, выпалила Полина.

Егор с перекошенным лицом схватил ее за локоть и потащил к выходу.

– Собирай манатки! – грозно бросил он Нике.

Несколько секунд она стояла неподвижно, потом вытащила из шкафа саквояж и машинально начала стряхивать в него мамины ретроплатья с вешалок.

– Ва-я! – донесся из детской испуганный голос.

Разбудили все-таки! Ника бросилась к двери.

Степка сидел в постели в своей любимой пижаме с машинками и тер кулачками глаза. Ника присела на корточки и потрепала его по растрепанным волосам.

– Спи, малыш, утро еще не скоро.

Степка опустил голову на подушку.

– А ты не уйдесь?

Попыталась проглотить липкий ком, вставший поперек горла.

– Ты же… помнишь, кто я такая? – Она всхлипнула и улыбнулась. – Секретный агент получил новое задание, очень важное, и мне надо… уехать.

– А я знаю твой секйет!

– Его теперь все знают…

Ника прижалась к Степке, вдохнув ни с чем не сравнимый запах маленького ребенка. Самый лучший запах на свете.

– Будь умницей, слушайся папу, он тебя очень любит… и я тоже. Помни об этом, ладно?

Он провел пальчиком по ее влажной от слез щеке и сказал:

– Не плачь, ты зе мусина.

Ника подхватила саквояж и бросилась к выходу.

– Ва-я! Ва-я! – кричал Степка ей вслед. – А-а-а!!!

Ника стиснула зубы, но не остановилась.

У входной двери наткнулась на Егора, который все еще выпроваживал упирающуюся Полину.

– Ключи на «стенке» в большой комнате. И не забывай давать сироп от кашля, – проговорила Ника сдавленным голосом, не глядя на него, и выскочила из квартиры.

– Какая блестящая игра, браво! Бис! Мы в восхищении! – донесся до нее истеричный Полинин голос. – Мери Поппинс, до свидания!

По щекам струились слезы, теплые и соленые, как кровь. Она слетела вниз на несколько пролетов и резко остановилась, схватившись за искореженные и кое-где пожженные зажигалками перила. Даже здесь был слышен Степкин крик. Она хотела убежать, провалиться на месте, только чтобы не слышать этот крик, стереть его из памяти! Но не могла двинуться с места. Казалось, что там, наверху, в кроватке в форме гоночной машины, осталось ее сердце.

Деревья на аллее за окном дрожали на ветру беззащитными голыми ветками, подножия черных стволов были усыпаны влажной листвой цвета охры. Сидящая на подоконнике Ника зябко поежилась и испытующе посмотрела на телефон в руке.

– Вышла бы хоть погуляла. – В комнату неслышно вошла мама.

Ника вздрогнула и кивнула, продолжая думать о своем.

– Угу.

В квартиру матери она вернулась неделю назад, а вчера и сама хозяйка прикатила из Кельна с кучей подарков и впечатлений.

– А я тебе рассказывала, как Эрик подбил всю группу уйти из детского сада?

– Угу.

– Вообрази, построил всех детей и вывел через заднюю дверь, – продолжала мать. Те истории, которые особенно ее впечатляли, мама любила рассказывать по несколько раз. – Что за ребенок? Просто оторви и выбрось! – с гордостью сказала она. – Воспитательница потом Оксане выговаривала, и она так расстроилась! Я говорю: «Да эта бюргерша сама виновата, надо было за детьми лучше следить! Радуйся, дурочка, у тебя ребенок – лидер». И главное, такой крепкий, тьфу-тьфу, почти не болеет! Даже ветрянки не было, хотя, может, они его прививали? Не знаю…

Интересно, а у Степки ветрянка была?

– Мам, а у меня ветрянка была?

– Не помню. Наверное. Оксана точно болела в семь лет. Ты уже у меня была, значит, тоже заразилась, потому что ветрянка – жутко летучая инфекция… Так, посмотрим, во сколько сегодня мой сериал? – Она принялась шуршать журналом.

Ника отвернулась от окна и посмотрела на мать.

– Объясни мне, как так можно?

– В смысле?

– Как можно настолько не любить собственного ребенка, чтобы даже не помнить, какими детскими болезнями он болел? Другие к чужим детям так привязываются, что… – Ника замолчала, боясь позорно разрыдаться.