Сергей Нефедов - Лунная походка

А потом Павел Андреич увидел ясно – была детская горка с девочкой, сидевшей на вершине ее гладкой железной поверхности и поющей свою песню. И песня казалась такой знакомой, он слушал ее как нечто неимоверно важное, и через эту песню, с ее мелодией, от которой так хотелось плакать, ему открывалась какая-то великая прекрасная тайна.

– Иди ко мне, – пригласила его девочка.

– А как же люстра, комод, газовая плита и стены с окнами?

– Это тебе все приснилось, – сказала, звонко смеясь, девочка.

Они сидели на вершине детской горки и, беззаботно болтая ногами, пели эту объединяющую их песню. И Павел Андреич, ощущая себя счастливейшим на свете человеком, забыл о своих пятидесяти прожитых в городе годах, где было всё кроме песни.

– Ты будешь ко мне приходить? Мы с тобой не расстанемся?

Маргарита любила дождь. Маргариту любил инвалид. И когда она выходила под дождь, инвалид выкатывал в кресле-каталке. Шел дождь, то там, то тут трогая чуть пожелтелые листья. Прилетела синичка и, передернув подмокшие перья, клюнула раз, другой крошки оброненного кекса. Лишь бы дождь не тянулся подолгу. Ты опять не ответила на письмо. Я не люблю писать писем. А почему трубку не берешь? Так. И весь разговор исчерпан. Лишь бы дождь продолжался до вечера. Он остужает, успокаивает и навевает. Знаешь, когда я был здоровым, я любил гонять под дождем на велике. Тогда была другая жизнь, все было по-другому. Ей хотелось сказать: ну и живи, оставайся там, в своей комсомолии, поднимай целину, борозди космические просторы театральных подмостков. Но вместо этого она поддела подлетевший листок своей стройной ножкой, и листок прилип к туфельке, как украшение.

Поди много девушек у тебя было? Много, не много, – инвалид оживился, – но одна была. Как ее звали? Звали ее обыкновенно – Валерия. Ну расскажи, что ли, как ты с ней познакомился. Вот сейчас он начнет врать, что она его полюбила с первого взгляда и они дрожали по подъездам. Видишь ли, Маргарита, есть вещи, о которых не принято распространяться, они от этого портятся, тускнеют, теряют свой неповторимый аромат. Аромат? Это интересно. Маргарита нагнулась и, отклеив листок, пустила его в зеркальную лужу. Каааар! – прокричала ворона. Не знаю. Аромат, не аромат, с каким-то определенным запахом это связать, пожалуй, затруднительно. Вот как пахнет дождь? Причем здесь дождь и девушка? Не скажи. Инвалид закурил, пальцы у него задрожали. Наверно вы читали друг другу стихи? Ей показалось смешным, парень с девушкой читают стихи, как в театре, со сцены со спецэффектами, она искусственно взволнованна, и он притворно восклицает, и вся эта буффонада предназначена, чтоб достать зрителя, сделать ему праздник. И какой-то неуловимый жест девушки-артистки с ногами манекенщицы вдруг донесся, как свежестью дохнуло из окна. Тембр голоса, вот что выдало инвалида. И чем же все это кончилось? А чем кончается дождь? Так для чего все это? Ну, вот и дождь прошел. Да, кажется, кончился. Слышишь, пахнет электричеством? Это от молнии.

Маргарита, привет! Из красной «альфа-ромео» показался улыбающийся молодой человек в длинном светлом плаще, с сережкой в левом ухе и несколькими фигурными проборами на коротко стриженной голове. Из открытой дверцы машины звучала прям волшебная музыка да и только. Медленно Маргарита грациозной походкой подошла и что-то сказала такому оживленному хозяину иномарки. Улыбка исчезла с его лица: «Ну как знаешь». Машина стремительно тронулась, завизжав на повороте.

– О чем вы с ним беседовали?

– Да так.

Как-то старший сын соседского деда Афанасия, пообедав у матушки, пригласил меня покататься с ним на грузовике, и я, так как поблизости бабушки моей не было – она разговаривала с соседками через два дома, сидя на лавочке, а предложение было просто головокружительным, – вскарабкался к Гене на сиденье, бабушка всплеснула руками, и мы помчались, резко сорвавшись с места. Вот наш поселок замелькал скворечниками, всполошенными курами, пацанами, завистливо глядящими нам вслед и сладко вдыхающими бензиновый аромат; разлапистые тополя, расцветшие рябины, оконца домов с преломленным бегущим в догонялки солнцем. Мы мчались по городу, где я был лишь в сопровождении мамы или папы, для покупки мне, например, новой фуражки или игрушки – жестяной бабочки ультрамарин, которую толкаешь впереди на палочке на колесах и она машет крыльями. Меня вечно било током от дверей троллейбуса, неприятная, доложу вам, штука, когда тебе пора уже в школу, а ты… Открылся простор, дома нарастали и проносились мимо, мы отражались – мелькали в витринах, играло радио, духовой оркестр проезжал, отставая от нас, в открытом трамвае, сверкали трубы, звенели тарелки и гулко бухал барабан.