Татьяна Толстая - Легкие миры (сборник)

Боку д'аржан?

Дружочек, па дю ту!

Земную жизнь пройдя до половины,
На сердце ныне тяжкий груз держу.
Родная дочь сказала так невинно:
«Отец, прости. Я замуж выхожу».
О, как родителю стареющему страшен
И терн венца, и траты брачных брашен!

Младым радеть о продолженьи рода.
Пускай цветут. Меня же, старика,
Всем одарила мудрая природа,
За исключеньем брюк и пиджака.
И вот сижу, раздет и неукрашен,
А долг издательству доселе не погашен.

Нет позора прослыть небогатыми:
В исторически трудный момент
Не костюмами и не халатами
Украшается интеллигент.
Стыдно хвастать одеждами модными:
Подтянувши потуже живот,
Топчет землю ступнями холодными
Терпеливый наш русский народ.

Топчет он по полям, по дорогам,
Топчет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…

Ах, Танюша, оставь, ради бога,
Как натопчет народ у порога,
Ты сама же велишь подмести!

Но жребий брошен. Новое семейство
К себе призвало в гости, чтобы там
Рядить в парчу чинимое злодейство,
Курить крикливой фальши фимиам.
Страшусь в предвиденьи, что буду ошарашен
Трескучим фарсом шантажей и шашен.

Отказавшись от счастия личного,
По острогам раздав башмаки,
Не найду я ботинка приличного,
А твои для меня велики.
Но, во славу толстовской традиции,
Слившись всею душой с мужиком,
Я, отбросив пустые амбиции,
На смотрины пойду босиком.

Как народ – по полям, по дорогам,
Как народ – под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…

Ах, Танюша, оставь, ради бога,
Посмотри – талый снег у порога,
Надевай что ни есть, не глупи.
Наш путь далек. Во тьме снегов лицейских
Мерцает нам зловещий огонек.
И ждущим нас мучителен намек,
Что жаждем мы пиров эпикурейских.
Чтоб там не выдать аппетиты наши,
Червя заморим чашей простокваши.

Всё расхищено, предано, продано,
Простокваша – у вдов и сирот.
Разве можно обидеть голодного?
Воет с голоду русский народ.
Воет он по полям, по дорогам,
Воет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…

Ах, Танюша, оставь, ради бога,
Нам самим два шага до острога,
Дай мне посох. Идем. И терпи.

Зачем богемский ставишь ты хрусталь?

Мой друг, посуда – важная деталь.
С каким лицом гостей встречали мы бы,
Когда б не наши вилочки для рыбы?
Ты помнишь случай у мадам Гучковой?
Мы собрались. Хрусталь блестит в столовой.
Все ждут Керенского. Он входит наконец.
Вдруг, видим… нет салфеточных колец!
Прислуга – в обморок, хозяин – пулю в лоб,
Где стол был яств – теперь дубовый гроб,
Хозяйка – в монастырь, а дети – по приютам…
Вот как пренебрегать домашним-то уютом!

А помнишь, Маяковский ел ногами?

Ну, то был русский вечер с пирогами.
Кисель, овес, чуть-чуть клопов в буфете…
Мы принимали футуриста Маринетти.
В то время были все убеждены,
Что истинный мужик сморкается в блины.
Есенин объяснил, что это враки —
Простой народ в цилиндре ходит и во фраке.

Какое вкусное repas!
А где вино? Же не вуа па!

Вон там, в шкафу, недалеко
Стоит бутылочка «Клико».

Твои Лозинские, боюс-с,
Предпочитают водку рюсс.

Un peu икры, un peu маслинки,
Тут ананасов две корзинки,
Сюда балык и холодец…

Пойдет под водочку, подлец!

Пожалуй, вот и всё для пира…
Да где ж Лозинские с Шапиро?

Идут! Босые…

Задержи!
Ну где фруктовые ножи?!

Мадам, бонжур, месье, бонжур,
Я просто слов не нахожу!