Елена Лактионова - Свободных мест нет. Рассказы советских времен (сборник)

Однажды, когда абрикосы уже заканчивались, пришла покупательница. Вера сложила ей в ведро все абрикосы, что у нее были, но ведро осталось неполным. Потрясли дерево – упало мало. Покупательница, увидав, что по ту сторону забора валяется много абрикосов, схватила ведро и пошла во двор Степана в надежде добрать там. Она вошла в калитку и тут только увидела Степана. Если бы Вера заметила его раньше, она не пустила бы к нему покупательницу. Но было поздно. Степан появился неожиданно и, узнав, для чего пришла женщина с ведром, начал выговаривать ей. До Веры долетали только отдельные слова, но смысл разговора поняла и кипела от возмущения. Степан долго и однообразно говорил о том, что подаст на них в суд за то, что они специально посадили деревья у самого забора, чтобы они давали тень на огород и тянули соки, и что он, Степан, у всех деревьев корни подрубит и подсыплет яду, а абрикосы он никому не даст собирать, чтобы никто по его огороду не топтался и т. д. и т. п. Бедная покупательница пришла как оплеванная и прошептала испуганно:

– Ёй, та я не знала, шо вин такий злодий.

До конца дня Вера ходила, ругая на чем свет стоит «проклятого борова», что он «распустил тезево», которое «через ремень переваливается», и из-за него он «идет и земли не видит».

А утром следующего дня через тюлевую шторку на двери наблюдала, как Степан в большую кастрюлю собирает их абрикосы. Кастрюля оказалась неполной; Степан дотянулся до ветки и стал ее трясти. Абрикосы посыпались градом. Это больше всего возмутило Веру; она выскочила на крыльцо и, как будто по делу, стала ходить взад-вперед по двору, громко кашляя. Но Степан не обращал на ее маневры никакого внимания: подобрав абрикосы, он уселся на скамейку перед домом и стал их тут же есть прямо из кастрюли.

– Чтоб тебя понос прошиб, толстобрюхая заразина, – шипела сквозь зубы Вера, изощряясь в ругательствах. – Чтоб тебе сдохнуть, полицай недорезанный. Чтоб тебя шляк трафил (это было самое грозное и самое часто употребляемое местное проклятье, обозначающее: чтоб тебя паралич разбил).

Осенью у абрикоса обрезали все ветви со стороны Степана. Абрикос стоял уродливый, искалеченный, будто лезвие огромного топора отсекло зараз здоровую сильную часть тела красавца-дерева. Прохожие останавливалась и удивлялись.

Весной у Степана случилось несчастье. Их Любомира, гулявшего с девушкой по дороге, идущей через лес, сбил грузовик. Шофер был пьян и, чтобы не напороться на гаишников, поехал объездной тихой дорогой. Шальные фары выхватили из темноты блаженную парочку, но водитель не рассчитал, не «вписался», шарахнул в спину Любка, протащил несколько метров. Мигом протрезвел от глухого удара по капоту, от тела под колесами, от крика девчонки.

Хоронили Любомира по местному обычаю пышно: с приглашенным оркестром, со священником, с отпеванием в церкви. На поминки съехалась вся родня. Когда выносили гроб, грянула траурная музыка, завыли бабы. Вера, наблюдавшая из окна, поспешно отерла ударившие в глаза и нос слезы, ушла в дальнюю комнату, включила громко радио.

Еще несколько дней после похорон Степан пил. Уже разъехались по своим селам родичи, и Лида вышла на работу, – они с Миросей ходили в трауре, в черных платках. Только Степан почти не показывался из дома. Спустя несколько дней Петр Афанасьевич, проходя по двору, увидел у самого забора, возле своих сараев, Степана. Тот был в выпущенной поверх майке, в расстегнутых в ширинке штанах, заросший, тяжело хмельной, но во всем этом его облике, его природной мрачности и нелюдимости была сейчас, как показалась Петру Афанасьевичу, какая-то беспомощность.

– Афанасьич! – вдруг прохрипел Степан. Тот насторожился, поспешно подошел к сетке. – Афанасьич, – снова, но как-то жалобно, сказал Степан. Помолчал. Потом, глядя в землю: – Нету моего Любомира. Любка нашего… Любцю, Любцю… Ему ж осенью в армию… Вот так.

– М-да… Ты, Степан, ничего, – не зная, что сказать, начал рассеяно Петр Афанасьевич, тут же устыдясь, что ничего путного сказать не может. – У вас Мирося есть, замуж выйдет, внуков нарожает. Что ж поделать, раз так…

– Нету моего Любка, – снова повторил Степан, тупо глядя в одну точку. Потом медленно поднял голову на Петра Афанасьевича. – Ты, Афанасьич, зашел бы, выпили б, соседи ж…

– Да я бы с готовностью, Степан, – Петр Афанасьевич был тронут, – но никак не могу сейчас: только что позвонили с участка, вызывают. Случилось там что-то, ехать надо. Давай завтра, а? Я приду к тебе, договорились?