Маргарита Олари - Хорошая жизнь

У нас время от времени служил пожилой иеромонах отец Тихон. Когда-то он был женат, но его жена умерла, и он принял постриг. Отец Тихон разговаривал с нами очень сухо, иногда жестко, выговаривал сестрам за то, что к исповеди они пишут грехи на бумажке. Неужели вы не можете запомнить, в чем согрешили, и что это за грехи такие, о которых вы в состоянии забыть. Мне он нравился. К нему я пришла просить совета. Мне хочется уйти отсюда, отец Тихон, а с другой стороны страшно, вот и мучаюсь. Почему. Вдруг ошибаюсь. А что в твоем сердце, сердце к чему склоняется. Я посмотрела в свое сердце, сердце разрывалось, и все же, сердцу хотелось уйти. Уйти, отец Тихон. Уходи, сказал он, уходить нужно, как только в сердце поселилось сомнение. Да, но Игуменья говорит, в миру я плохо кончу. Он странно смотрел на меня, в его глазах жила вечность. Я поговорю с матушкой, а ты поступай как решила и ничего не бойся. Вечером того же дня Игуменья песочила меня возле сторожки. Наверное, деревенские сестры раздражали отца Тихона, мне так казалось. По-моему, службы в нашем монастыре были для него тяжелым послушанием. Он неслышно подошел к нам и стоял за спиной Игуменьи несколько минут. Когда Игуменья вновь начала выдавать откровения о моем будущем, отец Тихон перебил ее. Матушка, что ж Вы за человек такой. Отец Тихон, не вмешивайтесь, взвилась она, я говорю то, что касается моей послушницы. Не хамите мне, матушка, я говорю вам то, что касается именно вас. Неужели вам сложно понять, что происходит с вашей послушницей, когда она принимает такое решение. Так почему же вместо поддержки вы хотите ее добить. Он не стал дожидаться ответа, ушел. Игуменья тоже ушла. Я осталась у ворот, смотрела на них, думала, через несколько дней они откроются, чтобы отпустить меня.

Валюша помогала тащить две огромные сумки. Маргарита, что в сумках, у тебя же вещей нет. В сумках только книги, Валюш. Вещей действительно не было. На мне серая юбка, белая блузка, под ней бюстгальтер. Первый раз за четыре года на мне бюстгальтер, очень неудачный, похожий на муляж женской груди, в нем неудобно. На голове легкий платочек. У меня коса ниже пояса. Что делать в миру с такой косой. И демисезонные туфли на босу ногу. Жарко, июнь. Мы погрузили сумки в такси. Никто из сестер у ворот не появился кроме монахини, ходившей летом в валенках, она помахала мне. Валюша не могла долго прощаться, ей хотелось плакать. Такси везло меня по улице Труда, на которой располагался монастырь. От улицы Труда, от труда. Я ни разу не посмотрела назад, знала, Валюша быстро закрыла ворота. Закрыла ворота, пошла к себе в келью, начала плакать. Потом вышла на службу, пела или стояла в храме, потом на вечернюю трапезу. Есть не хотелось, она почти не ела. Потом ей приказали мыть посуду, и ее матери тоже. Кто-то чистит картошку на завтра. Другие сестры читают вечерние молитвы. Игуменья, должно быть, не может поверить в то, что больше с ней некому спорить. Потом все идут спать, просыпаются рано, бегут на молитвы. Получают послушания, наряды на работы, выполняют их, никто не ропщет. Репутация монастыря не страдает, пока все делают то, что положено. С подобострастием полируя задние уста вышестоящих. Ведь лет пять назад Игуменья была простой деревенской девочкой, но кто-то же ее научил делать архиерею подарки, убивать сестер на строительстве ради карьеры, носить шелковые подрясники. Кто-то же научил ее посылать Митрополиту клубнику с грядки в хрустальной пепельнице, которую она считала просто красивым блюдом. Кто-то научил ее лгать и притворяться, кто-то же научил ее улыбаться тогда, когда ей грозят выселками. Кто-то же научил ее каждый день жить как во сне. Так кто же. Кто. А потом все учились у нее грамотно лгать Митрополиту, вовремя уклоняться, приседать, исчезать, сервировать стол так, будто Митрополит президент. Подавать ему в нашей трапезной блюда, которые сестры никогда в жизни не пробовали и не попробуют. И Митрополита кто-то научил дарить сестрам коробки с конфетами, прикладывать к ним конверт с деньгами, трепать по плечу. И кто-то не научил его говорить, сестры, попробуйте то, что ем я. Так кто же. Кто научил, кто не научил. С кого спросить за нереальность происходящего. Я ни разу не посмотрела назад. Ни разу. Годы, проведенные в монастыре, это лучшие годы моей жизни. Но если в твоем сердце поселилось сомнение, лучше сразу уходить. Девушка, а куда едем-то, спросил таксист, на вокзал. Нет, не на вокзал. А куда. На улицу Платонова.

Удаленная глава