Валерий Панюшкин - Отцы

– Это плохой поезд, давайте подождем хорошего.

– Следующий поезд будет такой же, – пытался возразить дедушка. – Что значит хороший поезд?

– Хороший поезд, – терпеливо объясняла ты, – это такой поезд, в котором купе, мягкие диваны, столик и завтрак в пластмассовой коробочке. И я буду ждать хороший поезд.

– Он не придет, – вздохнул дед. – В метро не бывает СВ.

– Тогда я буду всю дорогу плакать.

И ты действительно всю дорогу плакала. Прекратила плакать только у ворот зоопарка. Путь в серпентарий лежал мимо клетки енотов. Ты остановилась и сказала:

– Ой, я на них похожа! – Оглядела публику и громко повторила: – Посмотрите все, как я на них похожа!

И посетители зоопарка перестали рассматривать енотов самих по себе, а стали рассматривать их в сравнении с тобой. Ты действительно к четырем годам немножко была похожа на енота.

Зато в серпентарии ты стала похожа на змею. Во всяком случае, у тебя неестественно распахнулись глаза, и дедушка утверждает, будто ты практически перестала моргать. Ты таскала деда от террариума к террариуму, карабкалась на деда так, словно он самоходная лестница, прижималась носом к стеклу и кричала про самых отвратительных рептилий:

– Ой, какая хорошенькая змея, мне обязательно нужно такую хорошенькую змею домой! – Или: – Ой, какая чудесная ящерица-шишка и какой хороший у нее ящеренок-шишонок! Такой маленький! Такой хорошенький! Мне обязательно нужно его домой!

Стоит ли объяснять, что очень скоро посетители серпентария перестали смотреть на змей и принялись смотреть на тебя. Ты прочла совершенно незнакомым людям лекцию о том, как влюбилась в змей и как стала девочкой-змеей. Нескольким детям ты объяснила, что змей бояться не следует, потому что змеи, конечно, могут укусить, но в укусе нет ничего страшного. В доказательство этого своего тезиса ты предлагала всякому:

– Хочешь, я тебя укушу, и ты увидишь, что это совершенно не больно?

После серпентария вы с бабушкой и дедушкой проходили мимо клетки с гориллой. Бабушка увлеклась разговором с внучкой и гориллы не замечала, пока ты не ткнула в сторону огромного примата пальцем:

– Во! Смотри!

Бабушка оглянулась и от неожиданной близости к огромной черной обезьяне вздрогнула и вскрикнула.

Вернувшись из зоопарка, вы наперебой стали рассказывать мне про енотов, про змей и про то, как бабушка испугалась гориллы. Ты вставала на цыпочки, поднимала руки над головой, чтоб показать, какой горилла была огромной, и говорила:

– Бабушка так испугалась, что даже закричала и подпрыгнула, – и с этими словами ты немедленно демонстрировала, как именно подпрыгнула бабушка.

– А что, горилла была страшная? – спрашивал я. – Что она делала?

– Очень страшная, – ты перешла на шепот. – Горилла тихо сидела и думала.

– Так почему же она была страшная, Варенька?

– Потому что думала.

Кроме способности думать, в животных страшно было еще то, что они пропадали время от времени. Пропала собака Закат, но это когда ты была еще совсем маленькая. Ты, наверное, не помнишь Заката. А когда тебе было года четыре, пропала кошка Мошка. Когда она приблудилась к нашей калитке маленьким трехцветным котенком, все подумали тихонько, боясь спугнуть эту мысль, что после двух лет неудач кошка эта принесет в дом счастье. И кошку оставили. Отвезли к ветеринару, вывели блох, сделали прививки. Кошка мяукала шепотом и имела обыкновение, забравшись на колени к человеку, присосаться немедленно к любой открытой части тела и сосать, пока не прогонят, причмокивая и урча. Видимо, кошку рано отняли от груди.

Ты просыпалась по утрам, наскоро завтракала, ловила кошку, сгребала в охапку, часто даже держа животное вниз головой, и шла с кошкой смотреть мультики. Забиралась на диван перед телевизором, подставляла кошке ладони, и та присасывалась к твоим ладоням, а ты говорила, что это приятно, щекотно и смешно. Иногда вместо «щекотно» ты говорила «щеконто».

Еще ты имела обыкновение кошку пеленать, причем туго, и укладывать спать как раз в то самое время, когда у кошки бессонница. Еще ты надевала на кошку кукольные одежды, заматывала кошку нитками или поясом от халата, как паук заматывает муху. Еще ты учила кошку летать по комнате, привязывая зверьку на спину игрушечные крылышки и швыряя зверька изо всех своих детских сил к потолку. Еще ты выкидывала кошку через форточку в сад, благо окна невысоко и под окнами зимой сугробы, а летом цветы. По десять раз на дню мама, или я, или няня говорили тебе: