Татьяна Соломатина: Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Выписать-то выписали. Оксана Анатольевна Поцелуева страшно веселилась, выписывая домой собственного начмеда. Как временно исполняющая обязанности. Того самого начмеда. Исполняющая обязанности начмеда старший ординатор отделения патологии… то есть уже завотделением обсервации… и даже временный начмед! – выписывает официального начмеда «под наблюдение ЖК». А младенца выписывает Ельский. «Под наблюдение участкового педиатра». Вроде как высший инженерный состав завода «Форд» рекомендует курировать свою продукцию у автослесарей на станциях техобслуживания «жигулей». Самой Татьяне Георгиевне было совершенно не смешно. Её объял первозданный ужас, и все ментальные усилия она тратила на подавление этой пещерной эмоции. Ей не было страшно во время беременности. Времени не было на страх. Она совершенно не боялась операции (разве что чуть-чуть, потому как общеизвестен факт: когда свои для своих стараются – и перестараться ненароком могут). После её напугал разве что Панин с его внезапными открытиями. Она сама ещё не поняла, если честно, как относится к тому, что её дочь оказалась Сёминой дочерью. Не хотела об этом думать. Она решила для себя, что её позднее дитя – ребёнок Матвея. Матвея и только Матвея. Бред, конечно же. Но учитывая обстоятельства зачатия и кое-что, произошедшее с нею в первом триместре… Бред, бред и ещё раз бред! Главное – никому не говорить. Даже Маргоше. Особенно Маргоше. Та тут же сольёт Панину. Тот моментом отправит к психиатру. Психиатр объявит невменяемой. Как с куста. Тут тебе не психологические разводы на бабки. Тут всё сурово, как арматура. Никому не объяснишь, что придумала «Матвееву дочь», чтобы вызвать в себе ту самую, сверхновую любовь. Чтобы инициировать создание чувственного сгустка. Разумеется, она понимает, что её дочь – не дочь Матвея. Она и не отрицает, что это бред. Ничуть не меньший, чем то, что её дочь – дочь Панина. То, что её дочь – дочь Панина, укладывалось в голове гораздо хуже, чем то, что её дочь – дочь Матвея. И вообще – это только её дочь! Больше ничья! Её собственная единоличная дочь! В роддоме со всем этим было не так неуютно. В отдельной палате ей было обеспечено максимально комфортное пребывание. Абсолютно здоровое, хотя и чуточку излишне голосистое дитя было окружено пристальным вниманием и дотошным уходом. И неонатологи и детские медсёстры в очередь стояли услужить начмеду и её кровиночке. И вдруг – домой. Вот паника и набросилась. Как домой? Почему домой? Что она будет дома делать одна с этим крохотным существом? Существо вопит, писает, какает, спит и ест. Татьяна Георгиевна Мальцева – действующий заместитель главного врача по акушерству и гинекологии крупной многопрофильной больницы. Ей на работу надо! И так уже десятидневный перерыв. Хотя Оксана к ней в палату постоянно гоняла по различного рода административным и лечебным вопросам. Мальцева на девятый день послеоперационного периода (собственного!) уже осмотр всех проблемных и потенциально проблемных беременных, рожениц и родильниц осуществила. Благо, девочка в детском. Ельский её Мусей называет. Потому что Татьяна Георгиевна свою дочь всё ещё никак не назвала. И не только Ельский. Панин её Мусей называет. Панин и начал «муськать», Ельский подхватил. Сёма из министерства прикатывает понянчиться. Каждый день. И по ночам торчит. Весь роддом дочурку Мальцевой Мусей называет. Что это? Имя или кличка? И на фоне всей этой каши – домой?! В четыре стены один на один с непонятным существом?! Мама Татьяны Георгиевны умерла. Да и будь матушка жива, вряд ли бы Мальцева обратилась к ней за помощью. Как ни стыдно признаться, она испытывала облегчение, что к тому моменту, как сама стала матерью, свою собственную родительницу уже похоронила. Иначе было бы не миновать благих намерений, которыми известно куда дорога вымощена. Никто с такой разрушительной страстью не умел причинять добро, как покойная матушка. Татьяна Георгиевна вздрагивала от одной мысли, что у её дочери могла быть такая бабушка. Много пользы принесли невестке Панина Кате сумасшедшая мамаша и не в меру заботливая свекровь? Нет. Зато вреда уже столько, что экскаватором не разгрести. Уж лучше чужому человеку заплатить, чем с родными лоскутами от собственной порванной души рассчитываться. Так что царствие матери небесное и спасибо, что миловал. Кто ещё может помочь? Марго? Она и так делает для Татьяны Георгиевны больше, чем один живой человек может сделать для другого живого человека. К тому же Маргарита Андреевна действующая акушерка родильного зала и старшая акушерка отделения. Не говоря уже о том, что к ней как раз прикатил колорадский фермер, коего так удачно сосватал ей Аркадий Петрович Святогорский, теперь ещё и переводчиком при Маргоше состоящий. А потому что не твори добро, ага! Сразу чужого человека на службу вызывать? У Татьяна Георгиевны всего лишь однокомнатная квартира. В режиме её прежнего образа жизни, а главное – образа работы, вполне хватало. Но чужой человек сейчас же?! Немедленно? А отдышаться? Понять и сформулировать наконец, как она относится к Мусе… Тьфу ты! К дочери.