Ринат Валиуллин: Повесть о настоящем Шарике

– У вас на лице написано объявление: ищу женщину лет тридцати, с телосложением, с чувством юмора. Цвет волос не имеет значения: голубоглазую, неглупую, для несерьёзных отношений на вечер, на месяц, максимум на год. Я правильно цитирую? – молча кивнула она официанту, что ничего не надо.

– Да, чёрт возьми! – начал тереть свой лоб Шарик в две лапы.

– Не трите! Объявление уже исчезло. Я здесь, считайте что в вашем кармане, рядом с какой-то мелочью, – улыбнулась она. – Да, я знаю, женщины могут быть мелочны, с деталями прошлой жизни, – указала она своим чувственным носом в строну незнакомки, которая так и не стала знакомой Шарика и уже ласково обхаживала какого-то толстого кобеля, за очередным бокалом мартини. Шарик засмущался. – Хватит перебирать монетки, – улыбнулась ему белым сервизом родных зубов гончая. – Закажите что-нибудь выпить и больше не публикуйте на первой странице то, что достойно книги.

Шарик знал, что из всех самых приятных для неё занятий, будь то тонуть с ним в ароматах кофе, выматывать его душу, а потом заниматься любовью, она предпочитала сладко спать. И подсластив не двумя-тремя ложками сахара, чего хватило бы для всех этих занятий, а долгим беспробудным сном, в постели до краёв наполненной мечтами. Поэтому позвонил ей после обеда:

– Привет! Как у тебя? Настроение новогоднее?

– Да, какое там. Что за жизнь: любви нет, счастья нет, нет даже снега.

– Так не надо ждать, надо самой что-нибудь делать.

– А что я могу делать, я уже покрасила ногти. Чего ты не позвонил раньше?

– У меня телефон сел.

– При чём здесь телефон? Значит, не больно-то и хотел, – недовольно отвечала Муха.

– Ты думаешь, я звоню только когда хочу тебя?

– Ты догадлив.

– Ты тоже.

– Кофе будешь?

– У тебя крепче ничего нет?

– Есть… Чувства.

– Тогда лучше кофе.

– Что чувствует женщина, когда понимает, что её просто хотят?

– Что она пользуется спросом, но цена занижена.

– Это всё инфляция.

– Ага, надо поднимать цену на себя. Так чем займёмся вечером?

– А ты что, не придёшь?

– Приду.

– Тогда чего спрашивать?

Через двадцать минут они встретились во дворе. У скамеек, там, где обычно собирался на солнышке всякий сброд. Бомжи тусовали тех, кому ещё было где жить. Там было весело: ели, пили, устраивали разборки, потом кусались и били морды друг другу. Веселье. Шарик с Мухой ушли, когда начался заключительный акт пьесы.

– Ну, и что он тебе сказал? – расспрашивал он её, пытаясь выдавить из себя хоть каплю ревности.

– Что любит меня.

– Прямо так сразу и сказал?

– Нет, как только я вышла замуж за другого.

– Ты уже и замуж успела выйти? Когда это было?

– В тридцать три. Ты помнишь свои тридцать три?

– Нет, хоть убей не помню себя в тридцать три.

– Может, их не было у тебя? – повисла на его шее Муха.

– Так вы расстались, что ли уже? – пытался Шарик удержать логическую цепочку.

– Чего бы тебе тогда звонила?

– Поздравляю!

– Вот, он мне Восьмого Марта, то же самое «Поздравляю!» сунул с порога хризантемами в нос.

– А ты что хотела?

– Тюльпаны. Настроение начало медленно падать. Собрав силу духа, я стала готовить ужин. Ну, знаешь, сыр, оливки. А он даже без вина, говорит, что у него давление, и он пока не пьёт. Нормальный, а? Как ты считаешь? Давление у него.

– Вроде да, с цветами даже. Пока чувствую только твоё давление на него.

– Но у меня-то всё в норме. В этот вечер я бы не отказалась от бокала шампанского.

– Ну, ты даёшь, тюльпаны!

– Режу я салат, говорю, что к родителям хочу зайти, поздравить маму и сестру. А он мне под руку: «Давай я им тюльпанов куплю». Представляешь, мне – хризантемы, а другим – тюльпаны.

– Да уж, наглец, – заржал Шарик.

– «Может, тогда они тебе ужин приготовят!» – бросила я нож в кусты салата. Он психанул, выскочил, через минуту кинул мне на плечо шёлковый красный шарф: «На, не пукай!» Тут уже психанула я, оставила салат и шмыгнула в ванну, выплакаться зеркалу. Когда я вернулась в себя, вижу – перед дверью стоит ведро, а там – целая клумба красных тюльпанов. «Шикарно», – воскликнула я про себя, а ему: «На хрена ты их купил?» – и прошла мимо в комнату, волоча за собой шлейф пренебрежения. Где-то через полчаса он зашёл ко мне в спальню, как ни в чём не бывало: «Пойдём поужинаем». «Странный вкус у этого салата, ты не находишь?» – жевала я тёплую зелень. «А я всё думал – крошить бутоны или нет?»

– Какая красивая у вас дружба! – съязвил Шарик.