Юрий Вяземский: Но березы в чем виноваты!

– Зато Колька твой был настоящий мужчина! – неожиданно рассердилась Ольга. – Бил тебя каждую неделю. Или стрелял в тебя из ружья… Конечно, где уж до него бедному Вадиму. Он тебя не бьет, не стреляет. Утром на работу отвозит, вечером с работы встречает, в машину усаживает, пледом накрывает. Когда заболеешь, от постели твоей не отходит, молочко горячее подносит, бульончик куриный варит… Ну, разумеется, разве можно к такому человеку испытывать что-нибудь, кроме презрения!

– Да замолчи ты! – выкрикнула Ленка, выдергивая из пачки новую сигарету. – Что ты юродствуешь! Я сама знаю, какой он у меня замечательный… Но вот в чем беда: не могу я его любить так же сильно, как я любила Кольку. А я хочу, слышишь?! Я из кожи вон лезу, до умопомрачения иногда дохожу, пытаясь убедить себя, что я люблю его по-настоящему, страстно, по-бабьи. Ведь пойми ты, у меня никого нет, кроме Вадима! Ведь все остальное, что надо для полного счастья, у меня есть: отдельная квартира, машина, дача, спокойная работа… То есть, выходит, ни черта у меня теперь нет в жизни, кроме Вадима, ты понимаешь?

Ольга освободила плиту, сняла с нее крышку и стала протирать конфорку.

– Ну что она у тебя так орет! Давай я к ней подойду, что ли, – решительно объявила Ленка, но даже не встала со стула.

Ольга закончила уборку, вновь зажгла газ, поставила на плиту кастрюли и сковороду, потом пошла в комнату к Дашке.

Дашка оказалась мокрой. Перепеленав ее, сунув ей в рот соску, строгим голосом приказав тотчас же спать и несколько раз раздраженно дернув взад-вперед кроваткой на колесиках, Ольга вернулась на террасу.

– Но все-таки какие сволочи! – встретила ее неожиданно радостная Ленка. – Срубить такие березы! Это же какую наглость надо иметь!

В комнате вновь закричала Дашка.

– Да ну ее! – махнула рукой Ольга. – Она нарочно соску выплевывает, а потом орет, чтобы я к ней подошла…

– Это точно, – задумчиво согласилась Ленка и продолжала: – И ведь ничем они им не мешали… Я потом, когда Вадим уехал в город и страсти улеглись, вдруг подумала: мало ли, вдруг они дому угрожали или свет загораживали.

– Вообще-то, надо бы, конечно, выставить ее в коляске на участок – она бы там скорее заснула… Но не могу же я разорваться на части! – выдернула из-под стола табуретку Ольга.

– Ничего подобного! – возразила Ленка. – Я специально пошла посмотреть – от них до дома метров пятьдесят, и солнце у них с другой стороны.

– Ты меня прости, Лена, но давай пойдем на улицу, – направилась к двери Ольга. – Я буду стирать, а ты посидишь рядом на лавочке.

Ольга вынесла табуретку с террасы и поставила ее напротив крыльца.

– А ведь эти березы видели живую Екатерину, – появилась на крыльце Ленка, в одной руке держа сигарету, а в другой – формочку с окурками.

– А Катька уже удрала. Наверно, к Маринке побежала, – сообщила Ольга и вернулась на террасу за тазом.

– Моржухина!.. Ты, кстати, не помнишь, как звали ее любовника?!.. Нашего!.. К которому она сюда приезжала! – кричала с улицы Ленка.

– Помню, Одинцов. – Ольга вынесла с террасы таз с пеленками и подгузниками. – Помещик Одинцов. – Она поставила таз на табуретку. – Деревня Одинцово, – налила в таз горячую воду из большой эмалированной кастрюли. – А он – помещик Одинцов, – разбавила она кипяток холодной водой. – Да откуда ты взяла, что он был ее любовником?.. Может быть, она просто так к нему приезжала… По каким-нибудь государственным делам.

– Это Екатерина-то? По государственным делам? Сюда, к нам, в Одинцово? А он к ее приезду специально посадил березовую аллею?.. Не смеши меня, Моржухина!

– И все-то ты знаешь, – принялась Ольга за стирку.

– Нет, только представь себе – этим березам почти двести лет!.. Какие подонки! – покачала головой Ленка.

Она погасила сигарету, отнесла формочку на террасу, там открыла холодильник, долго рылась в нем, а на крыльцо вернулась с помидором в руке.

– А Дашка, между прочим, перестала орать, – сообщила она.

– Ленка, выключи, пожалуйста, огонь под мясом, а то у меня руки в мыле, – попросила Ольга.

– Моржухина, а ты помнишь, как мы с тобой спасали эти самые березы от тутового шелкопряда? – Ленка впилась зубами в помидор, снизу подставив под него ладонь, чтобы не капнуть на светло-голубые джинсы. – Галину Васильевну полоумную, помнишь? Как она заставляла нас по вечерам собирать со ствола бабочек и потом сжигать их в костре?

– Помню. – Ольга выпрямилась, потерла поясницу, смахнула со лба пот и снова склонилась над тазом.