Виктор Дьяков: Складская история

И вновь Клавдия, покраснев от смущения, призналась:

– По имени… Клава.

– Какая вы для них Клава. Как ваше отчество? … Значит для них вы Клавдия Михайловна, а еще лучше просто хозяйка. Если так себя поставите, у вас и воровство прекратится, и работать будут лучше. Они местом дорожить будут. А бояться их не надо, они совсем не страшные. Это кавказцы страшные. С ними лучше вообще дел не иметь. А эти, хоть узбеки, хоть киргизы, хоть таджики… Их легко можно в бараний рог согнуть.

Клавдии были в диковинку эти «просветительские» беседы. Проведшая всю свою жизнь в этом поселке, знавшую только свой дом и сберкассу, где она работала до фирмы… Клавдия даже тогда, когда на них с мужем свалилось относительное богатство, не могла толком осознать свой изменившийся социальный статус – она просто не привыкла быть богатой, значимой. И сейчас, имея немалый по провинциальным меркам доход, она вкладывала деньги не в себя, а в детей, что оставалось, располовинив на рубли и валюту, держала в сбербанке. Беседуя же с Анной Николаевной, она, вдруг, осознала, что жизнь вообще это не только то, весьма неприглядное существование, которое знала она, когда все вокруг живут примерно одинаково скучно, а многие так и бедно. Она искренне считала, что из женщин только всякие там «звезды», артистки и им подобные купаются в славе и удовольствиях. От Анны Николаевны она узнала, что удовольствия могут позволить себе не только звезды эстрады и кинематографа. Во все времена и обычные женщины могли «скрасить» себе жизнь. К этому, исподволь, все время подводила ее новая знакомая. Где-то на пятой беседе Анна Николаевна вдруг призналась:

– Эх, старая я. Если бы мне сейчас было столько же лет, сколько вам, я бы тоже какой-нибудь бизнес организовала. Так же вот, черных бы наняла и делала бы с ними что хотела. Клава, ведь женский перечень удовольствий намного короче мужских. У них кроме работы могут быть и охота и рыбалка, и спортивное боление и вообще черти что. Например, один наш с мужем общий знакомый на досуге клеит макеты парусников и получает от этого процесса массу удовольствия и положительных эмоций. Другие коллекционеры, третьи автомобилисты, четвертые радиолюбители. А нам-то что остается: семья, кухня, ну сейчас можно еще стать, так называемой бизнесвумен. Быть же актрисой, певицей – это для немногих. А основной массе женщин что нужно? Конечно, одно, нужна любовь, вот наш основной, на все времена интерес, увлечение, источник удовольствий и эмоций, всяких, как положительных, так и отрицательных. Это доступно всем женщинам, но вот имеют эту самую любовь, совсем немногие. Большинство баб вообще в этом плане не живут, а мучаются. Нас советских так воспитали, как дальтоников, в черно-белом восприятии мира, либо ты примерная жена и мать, либо гулящая проститутка. Чушь, мир он не чернобелый, а цветной. До октябрьской революции многие знатные дамы имели любовников, и в то же время считались отличными женами и матерями. Лев Толстой в образе Анны Карениной совсем нетипичный пример привел. Сам-то он по молодости еще тот ходок был, а как на баб перестало тянуть, так святым заделался – лицемер. А при советской власти только такие как Галина Брежнева могли жить, как хотели, мужей, любовников как перчатки меняла. Но таких были единицы, а большинство, вон как бабка моя, торф лопатой месила. Внутри семьи женщине очень трудно стать подлинно счастливой. За редким исключением супруги уже после нескольких лет совместной жизни не испытывают друг к другу никаких чувств, тем не менее продолжают жить вместе, мучить друг друга. Я чего хочу сказать, Клава, это ваше горе, то, что вы потеряли мужа… Только вы поймите меня правильно и не обижайтесь, это обстоятельство как медаль имеет две стороны. И то, что у вас имеется вот этот склад, это предоставляет вам такие возможности. Вы понимаете, о чем я?

Подготовленная всеми предыдущими беседами, Клавдия очень даже поняла Анну Николаевну и… испугалась, даже запаниковала:

– Нет… нет… я не могу… я не готова… у меня дети… мне уже сорок… потом я так выгляжу.

– Детям сколько лет? – тут же спросила Анна Николаевна.

– Девятнадцать и пятнадцать.

– Они уже взрослые и, поверьте моему опыту, через несколько лет вы им будете совсем не нужны, разве что для получения материальной помощи. Во всяком случае, на вашу личную жизнь им уже сейчас наплевать, а позже и подавно будет. А что касается возраста, в том то все и дело, у вас осталось всего несколько лет. У меня их уже нет, а у вас еще есть. Я желаю вам, успеть насладится настоящим женским счастьем. А насчет внешности… У вас отличная внешность. Вам кто-нибудь говорил, что вы напоминаете артистку Наталью Гундареву, до того как она начала принудительно худеть, чем и довела себя до преждевременной смерти. А ведь ту Гундареву в возрасте тридцати-сорока лет многие мужчины считали настоящей красавицей. А у азиатов этот тип русских женщин всегда был в цене, они всегда с ума сходили при виде белотелых, полнотелых, округлых. Я-то уж знаю. Лет пятнадцать назад я тоже выглядела примерно как вы сейчас. Так вот когда я шла в обтягивающих брюках и блузке, я видела, как узбеки-прапорщики провожали меня взглядами, упертыми в мою задницу. Как-то при этом один другому что-то говорил. Я примерно запомнила слова, но по русско-узбекскому разговорнику перевести их не смогла. Тогда я спросила у местных русских женщин, понимающих по-узбекски, и они мне пояснили, что те прапора говорили примерно так: Ох какая женщина, ох какой курдюк, ох какие сиськи, ох какие ляжки. Почему у русских женщин все это есть, а у наших почти не бывает? Конечно, это все бескультурье, но мне почему-то стало не только неудобно от такого перевода, но и в некотором роде приятно. Они хоть говорят прямо, что им нравится. А наши мужики… надоело их лицемерие, вместо того чтобы прямо сказать врут про глаза, да про душу, а сами так же в первую очередь смотрят на грудь, ляжки и задницу…