Маша Трауб: Чужой ребенок

Вечером, когда Лариса вернулась, Наталья Ивановна не удержалась:

– Лариса, отведи его к врачу. Есть же детские психологи…

– Мам, ему не нужен психолог. Ему бабушка нужна.

– А отец ему не нужен?

Лариса промолчала. Даня уже спрашивал, где его папа. Она ответила, что он живет в другом городе. Это объяснение сына удовлетворило. Во всяком случае, он не спрашивал, в каком городе, когда приедет… Зато задавал другие вопросы. Однажды он увидел в поликлинике, как женщина кормит грудью ребенка.

– Мам, а ты меня тоже так кормила? – спросил Данька, таращась на причмокивающего младенца и счастливую молодую маму.

– Нет, не кормила.

– Почему?

– У меня молока не было, – соврала Лариса.

– Так бывает?

– Бывает. Ты из бутылочки ел.

– А что еще я делал?

– Много чего.

– А я у тебя родился?

– Да.

– Из живота?

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Ты не похожа на других мам.

– Прекрати говорить ерунду, – рассердилась Лариса.

Мальчик рос. Легче не становилось.

– Когда же это закончится? – спросила Лариса у врача.

– Израстется, выправится, – ответила врач, – он не виноват.

Лариса ей не поверила. Так обычно говорят про некрасивых девочек – «выправится». Но девочки редко «выправляются».

По ночам Лариса плакала. Даня плохо спал. Просыпался в слезах.

– Давай я с тобой полежу? – предлагала Лариса.

– Нет, нет, – плакал Даня.

– Давай я тебе песенку спою?

– Нет, не надо, ничего мне не надо. Уйди, я спать хочу, – плакал он.

Даже когда она подходила, чтобы погладить его спящего, сын сбрасывал ее руку. Если она его укрывала, он во сне спихивал одеяло. Он болел, и она надевала ему на ночь носки. Приходила через полчаса посмотреть – носки валялись на полу.

Данька простудился. Лариса решила намазать ему ноги и грудь. В детстве она любила, когда мама ее «щекотала». Мама хотела растереть как следует пятки, а Лариса не могла удержаться от смеха – хохотала и выдергивала ногу.

– Я же еще тебя не трогаю, – смеялась вместе с ней мама. Это было любимое Ларисино лечение.

Данька терпеть не мог лечиться. Раньше она еще могла с ним справиться. Хотя со стороны это выглядело чудовищно. Лариса садилась ему на ноги, одной рукой держала руки, а другой – закапывала в нос. Данька орал и крутил головой. Тогда она заматывала его в плед, буквально ложилась сверху и держала голову. Никакие уговоры на сына не действовали. Он кричал, как будто его резали. Она промахивалась мимо носа – капли попадали или в рот, или в глаза. Данька заходился криком, когда она тащила его в ванную умываться. И начиналось все сначала.

Но даже «щекотка» ему не понравилась. Лариса растирала стопу, Данька плакал и выдирал ногу.

– Это же весело. – Она пощекотала ему пятку.

– Мне больно, больно, – плакал сын.

– Ничего не больно. Что ты выдумываешь?

– Больно. Не хочу.

– Надо. Еще грудь.

– Нет, нет! – Даня закрывался ручонками и не давал Ларисе его намазать. От криков он заходился кашлем и соплями. У нее опускались руки.

Ларису Даня боялся. Она это знала. Даже тогда, когда она не собиралась его ругать или сердиться, сын забивался в щель между шкафом и стеной и сидел, поджав ноги к подбородку.

– Даня, скажи, что случилось, я не буду тебя ругать, – просила она.

– Нет, будешь.

– Вылезай, хватит уже.

– Не вылезу.

– Скажи, что ты сделал?

Даня утыкался лицом в коленки и вжимался в стену.

– Не надо, не бей меня, не надо! – шептал он.

– Да я тебя не трогаю, – раздражалась Лариса, – что ты устраиваешь спектакль? Прекрати!

Оказывалось, что Данька разрезал занавеску.

– Данечка, вылезай, ну и что, что занавеска. Другую повесим. Это же ерунда. Тебе зачем нужно было?

– Для паруса, – отвечал он, все еще сидя за шкафом.

– Ну и хорошо. Иди сюда. Неужели ты думаешь, что я тебя из-за этого ругать буду?

Даня вылез и шмыгал носом.

– Запомни, я ругаю тебя из-за плохих вещей. Если ты дерешься или меня не слушаешься, а из-за паруса я никогда тебя ругать не буду.

Она чувствовала, что все это бесполезно. Даня ей не верил. Конечно, не верил. Лариса могла наорать и просто так. За то, что недоел, накрошил, намусорил, разбросал игрушки. Потому что она устала, не выспалась и ей вообще все надоело.

Утро, день, вечер. Утро, день, вечер.

– Знаешь, я как компот из сухофруктов, – сказала Лариса однажды Даше.

– Почему? – удивилась та.

– Варюсь, варюсь… вся скукоженная, больше ни на что не годная.

– А я люблю сухофрукты, – сказала Даша, – свекровь вкусно варит такой компот.