Мария Воронова: Книжная девочка

Чертыхнувшись, она поспешила на выручку, по дороге прикидывая, что могли отколоть, вернее отрезать, ее любимые клинические ординаторы.

Но физиономия анестезиолога лучилась такой умиленной радостью, что сразу стало ясно – никакой беды не произошло.

– Ты что такой счастливый? – буркнула она вместо приветствия.

Мила не сердилась, просто соблюдала правило хорошего тона: если тебя вызвали в операционную, первые две минуты будь хмурым и злым.

– Представляешь, кто у нас пациентка? Настоящая стриптизерша!

– Вообще-то на работе сейчас не она, а ты! – жестко сказала Мила. – Нечего заглядываться!

– Стриптизерша-то стриптизерша, а отросток показывать не хочет! – прокряхтел ординатор.

– Правильно, – Мила, наконец, улыбнулась, – интрига должна быть.

Она заглянула в рану. Разрез слишком маленький, нужно сказать ординатору, чтоб расширился, и аппендикс сам прыгнет ему в руки. Но для этой молодой девчонки грубый рубец на животе, наверное, профнепригодность…

– Я моюсь. Халат найдется?

Мила подвинула ординатора. Извлечь отросток из этой крошечной ранки все равно что незаметно достать кошелек из внутреннего кармана чужого пиджака. Требует мастерства и нервного напряжения. А девушка даже и не узнает, кто удалил ей аппендикс через двухсантиметровый разрез и сделал косметический шов в придачу.

– Просто я работаю волшебником, – промурлыкала Мила, выслушивая комплименты своему безупречному шву.

Эти восторги всегда немного раздражали ее. Восклицания вроде «Уж швы-то у Милы – загляденье!» казались ей не признанием, а отрицанием ее заслуг. Сразу как-то слышалась вторая часть фразы – «хотя звезд с неба не хватает».

Будто швы – это единственное, что она делает хорошо!

– Вот ты где!

Пользуясь тем, что лицо еще закрывает маска, Мила состроила рожицу и картинным жестом бросила перчатки в таз.

– Я в вашем распоряжении, Руслан Романович.

– Мила, ну нельзя же так пропадать! – горячился профессор Волчеткин. – Я, как говорится, утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я! Волноваться уже стал, не случилось ли чего.

Мила улыбнулась. Заведующий кафедрой общей хирургии выделял ее среди других докторов. Она была его верной помощницей, бессменной ассистенткой на операциях, соавтором научных статей. Что-то среднее между Санчо Пансой, доктором Ватсоном и Ариной Родионовной. Преданная посредственность при гении – ничего хорошего нет в этом статусе, но многие завидовали ее близости к начальству. Особенно тому, что профессор с ней делится . О таких вещах почему-то всем и всегда досконально известно.

Из-за этого отношение к ней в коллективе было двойственное: профессор и клинические ординаторы, которых она как наседка опекала, ее обожали, а доценты, наоборот, терпеть не могли.

Мила была старше Руслана Романовича, и вообще не красавица, поэтому грязных сплетен про них не распространяли, но зато говорили другое, еще обиднее. Мол, Мила профессору чай подает наподобие секретарши и даже прибирается у него дома по выходным. Лебезит перед заведующим как может. Однако все ее услуги не искупают ее тупости, и непонятно, почему Волчеткин до сих пор возится с ней. Уж не потому ли, что когда-то в незапамятные времена она поставила его на крыло? Научила… да господи, чему она научить-то его могла? Швы красивые накладывать если только! Гиппократ в своей клятве предписывал врачу почитать своего учителя, но не настолько же…

«Настолько! – хотелось воскликнуть Миле. – Вы завидуете моим привилегиям, которые я заработала, нянчась с Русланом на заре его карьеры. А вам кто мешал огранить этот бриллиант? Когда Волчеткин поступил на кафедру, вы все здесь уже работали. И я, в то время аспирантка, совсем не навязывалась ему в учителя. А вы, ребята, всегда оберегали от молодых свои знания, как скупые рыцари. Правильно, ведь все ваши знания и умения можно перенять за три месяца, и тогда вы уже не сможете чувствовать себя корифеями среди грамотной дельной молодежи».

– Ну, Мила, как я выгляжу? Готов к обходу?

Мила с удовольствием посмотрела на крутящегося перед зеркалом профессора. Внешность Руслана совершенно не соответствовала этому высокому научному званию. Даже ранняя проседь в густых черных волосах не спасала. Был он высоким сухощавым парнем, широкоплечим, длинношеим и длинноногим. Лицо узкое, глаза большие, слегка раскосые, с высокими треугольными бровями. Внушительный римский нос и длинная верхняя губа, общепринятые признаки аристократизма, почему-то придавали Руслану, наоборот, плутовской вид.