Александр Давыдов - Бумажный герой. Философичные повести А. К.

Впрочем, нынешняя потеря, думаю, чисто химического происхождения. Коварные снадобья, которыми нас тут пичкают, чтоб обескрылить, убить своеобразие, кое-как приладить к теперь ущербному мирозданию, я всегда прятал за щеку, а потом выплевывал в унитаз. А тут, задумавшись наверняка о чем-то значительном и судьбоносном, я проглотил целую горсть этой губительной, человеконенавистнической химии. Странно ли, что проспал целый день и две ночи. Мне и не жалко этих выпавших суток, хотя немного все-таки обидно, что я пропустил свою любимую, крутобедрую цифру, – иначе наше путешествие оказалось бы чересчур последовательным и даже гладким, что сковывает фантазию. А тут мне пришлось будто перескочить через ямку.

У нас нет навигационных приборов, но внутреннее чувство мне подсказывает, что, пока я спал, мы уже миновали экватор. Есть морская традиция – это событие отмечать карнавалом, устраивать праздник Нептуна. Капитан одевается Владыкой морей, похожим на спившегося матроса, команда изображает якобы морских чертей, то есть каких-то условных страхолюдин, а новичков ради шутки одетыми купают в бассейне. Немного жаль потерянного праздника. Может, нам было б и неплохо немного развеяться от тяжеловесной заботы о прошлом и будущем, насущном и постороннем, но зачем изображать дураков, коль мы и так дураки и вечно в дураках? Зачем карнавал, если вы и так всегда в чужих масках, – только я один, без маски, даже, в отличие от тех вон статуй, и без фигового листка, чтобы прикрыть срам. Да и купание все равно б не состоялось: сами знаете, что наш бассейн по тупому нераденью администрации обмелел, заболотился, кишит лягушками и тритонами, а из парковых фонтанов сочится ржавая, гнилая вода. Какое тут купанье?

Мы лишились карнавала, зато, видите, я оказался прав: жизнь сама все разрешила – катастрофа, как и праздник, остались в этом потерянном дне, и наш корабль снова плывет. Не будем же оглядываться в прошлое, оставим его за спиной, – сам-то я к нему прежде относился так бережно, что не шагал по жизни, а будто пятился. Словно прошлое было моей главной заботой. Я, конечно, против беспамятства, но большего попечения заслуживает все-таки будущее. И я вам торжественно клянусь, что больше не потеряю ни одного грядущего дня, которые нас приведут к блаженству. Поглядите, как за окном изящно колышется парк, шелестя листвой, помавая ветками, и свежая рябь игриво проносится по луговым травам. Это полноводный океан жизни бурлит за окнами; чую, как от дальнего острова, еще не видимого за горизонтом, к нам доносится аромат блаженства. Как, друзья мои, вы не чувствуете блаженного запаха, наоборот, ощущаете вдруг пахнувший смрад? Вот и правильно, что именно я капитан, коль у вас нюх только на зловонье. Но ведь и правда чем-то смердит, кажется, вон оттуда. Видите островок слева по борту, в прогале главной аллеи? Дайте-ка приглядеться! Ого, тут какой-то злобный гротеск, там же сплошные свиньи – хрюкают, жрут, гадят, подрывают древесные корни. Как ни скептически я отношусь к нынешней цивилизации, но все-таки ей не приписываю сплошное свинство. Хотя не спорю: чтоб выявить скотскую сущность современного человека, не требуется и волшебной палочки. Ах, по-твоему, это не остров, а наша свиноферма? Значит, мы различно видим окружающий мир: для меня он – волшебство, тайна и символика, а для тебя – не иначе как загаженный скотный двор. Я давно уже заметил, что по натуре ты типичный свинопас, а не романтик. Тебе б не с нами быть, а среди наших тиранов, которые тоже в некотором роде свинопасы, – для нас почти богоравные, – ведь к нам относятся, как к свиньям. Правда, для тирана ты чересчур слезлив и сентиментален.

Моя личность, – или не знаю, как назвать этот привычный конгломерат чувств, ощущений и мыслей, – как я вам уже признавался, не цельна, потому и мир для меня обрывочен; эти сполохи некой реальности проще всего назвать островами. Вот и наш парк с его обомшелыми статуями и цветниками, слишком похожими на надгробия, мне видится островом мертвых. Прошлое тут не умерло вовсе, а длит свое вялое, неполнокровное существование. Подчас оно, будто вампир, питается нашим воображеньем, втирается в душу, старается приманить нашу память, заставив нас печально бдеть у родных могил. Мы вопрошаем своих мертвецов, которые нам способны поведать только о смерти. Лучше быть самым распоследним маргиналом на земле, чем даже царем в обители мертвых. Цель нашего морского похода как раз таки избавиться от мертвечины, только лишь тогда мы обретем блаженство.