Александр Котляр - Принцип нечетности тапка

– Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.

Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Хана с упоением слушала рассказ Шелега.

– Интересно, о чём он им рассказывает? – спросил Творог.

– Давай подслушаем, – предложил Мыш, и они заползли под люльку.

– Семейная жизнь, – вещал Шелег, – это изнуряющий процесс общения особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении истинно народных выражений «супружеский долг» или «стерпится-слюбится», а, Малыш? Эти крылатые выражения прошли проверку временем и, следовательно, не могут быть ложными. Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.

– Поражает, поражает, как гарпун, – повторяла Хана и гладила спину Шелега.

Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.

– Я про рыб не люблю слушать. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал – то я бы отсюда никуда не ушёл, а про китов мне не интересно.

– Киты – вовсе не рыбы, – сказал Творог.

– А кто они, птицы по-твоему? – улыбнулся Мыш. – Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное – рыба. Тебе понятно?

Творог слышал по радио, как диктор два раза повторил, что киты – это самые крупные млекопитающие на Земле. Это мешало принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить:

– Понятно. Киты – это самые большие не насекомые, живущие на Земле.

– Ладно, пошли быстрей тапок переворачивать, – продолжил Мыш. – Надо успеть – летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда приходится сползать в тапки.

Они вылезли из-под люльки и пошли в Комнату Смеха – так Шелег называл спальню Заждана и Ханы.

Заждан лежал на животе и звучно храпел.

– Вот он, правый, с пирогом, – сказал Творог, показывая усом на тапок. – Правый тапок отличается от левого тем, что когда его надевают на левую ногу, то жмут пальцы правой ноги.

– Думаю, что, левой, всё-таки, – поправил Таракана Мыш. – И вообще, что ты можешь об этом знать? У тебя и пальцев-то нет, сплошной хитин.

– Пальцев нет, но есть умение приходить к неожиданно верным заключениям. Ты лицо Заждана, или что там у него по утрам, видел? Он часто тапки путает, поэтому до обеда грустный бродит.

– Не мог рядом поставить, засунул под левый, теперь вытаскивай его, напрягайся, – недовольно причитал Мыш.

– Он как диван видит, сразу, как подкошенный, падает, не расслабляя ступней. Тапки потом с него сами сваливаются, – пояснил Творог.

– Какая мне разница, что с него сваливается? Разорвал бы, если бы был размером ну хотя бы с мелкую рысь, – злобно проворчал Мыш, кося глазом на Заждана. Он оттащил тапок на середину комнаты, и обессиленный упал на ковёр лапами вверх.

– Оттащить – это лишь полдела, надо ещё перевернуть, – сказал Творог.

– Сами мы этого сделать не сможем, надо Шелега звать, – ответил Мыш.

Они вышли из Комнаты Смеха, снова забрались под люльку и стали ждать, пока кот закончит рассказ.

– И тогда жизнь, заклаустрофобированная пространством малогабаритной квартиры, превращается в фантасмагорическую рутину, с зачастую несчастливым концом, – вещал тот, распушившись подшёрстком и выгнув спину. – А ревность, ревность, Малыш, это болезнь, страшная болезнь, она убивает чувства, а иногда и не только их. Вот Мавр, темпераментный южный мужчина средних лет, ведомый не лучшим в себе, преднамеренно прекратил поступление кислорода в свою жену. Я тебе рассказывал, что и рыбам, и млекопитающим кислород жизненно необходим. Жена же у мавра была родом из млекопитающих, поэтому, перекрыв вход в организм живительного газа, он стал невольной причиной остановки в женщине процессов жизнедеятельности. Вот если бы я родился Мавром, то не стал бы без крайней необходимости душить женщину, а повёл бы себя по отношению к ней, как толерантный индивидуум склонный к компромиссам. Я надеюсь, что ты, Малыш, мне веришь?

– Верю, верю, – шептала Хана и гладила кота.

– Шелег, Шелег, – шипел Творог из-под люльки.

Но Шелег не слышал. Он не умел слушать и говорить одновременно.

– Это может продолжаться часами, надо отвлечь его болью, – сказал Творогу Мыш.

Он залез на поручень детской кроватки, и изуродованным прикусом Белой акулы впился Коту в кончик хвоста, до хруста сжав челюсти. У Творога зачесался хитин, он съежился от чужой боли. Но Кот не почувствовал укуса, он искрил истинами:

– Среднестатистическая особь предпочитает оставаться в континууме привычной концептуальной модели. Только психически нестабильные гуманоиды с лёгкостью меняют представления о структуре пространства и времени. Причём, меняют не только свои представления, но и наши. Ну чем, скажите на милость, их не устраивала ньютоновская механика? Она проста и очевидна своей правотой. Ты, Малыш, вскоре сам убедишься в том, что яблоко падает с ветки вниз, а не взмывает вверх воздушным шариком. Рассуждения о релятивизме, массе покоя, о квадрате массы, помноженной на скорость света, заставляет учащённо биться лишь сердца кучки оторванных от масс индивидуумов…