Мария Сухотина - За жизнь. Очень короткий метр (сборник)

После долгой гробовой тишины Жоры приплелся обратно в комнату. С него можно было писать картину «Незаслуженно оскорбленная добродетель».

– Андрюх, ну ты прикинь, – дрожащим голосом сказал он. – Она! Меня! За мои же три рубля!!! Обозвала мудаком!

Столько всего написано о кухне и обычаях народов мира… И при этом этнографы, по-моему, много лет допускают глупую и несправедливую ошибку. Они игнорируют интереснейший народ с особенной зоной обитания и с совершенно уникальной – часто даже экстремальной – культурой еды! Я имею в виду студентов в общежитии…

До сих пор помню некоторые гастрономические «изыски», изобретенные мной в нашей общаге на проспекте Вернадского. Оттуда я вынесла, пожалуй, один из самых ценных навыков в жизни: способность приготовить что угодно из чего угодно. Готовить, имея много хороших продуктов, да кучу посуды, да полностью оборудованную кухню – дело нехитрое. Вот когда нормальной кухни нет, электрические плитки тоже не в каждой комнате, а вообще официально как бы запрещены, и часто приходится оперировать только кипятильником и кастрюлей – открывается безграничный простор фантазии.

Как любой нормальный молодняк, мы были очень счастливыми, абсолютно безмозглыми, и вечно голодными. Тратить деньги осмысленно мы, конечно, не умели; к тому же на дворе стояли девяностые, супермаркетов с доступными ценами еще почти не было даже в Москве, до ближайшего рынка приходилось таскаться на метро. Так что в основе нашего рациона лежали бульонные кубики и «моментальная» лапша. Но все же – не «Дошираком» единым! И даже для «Доширака» мне тогда удалось придумать некий апгрейд.

Итак, суп. В кастрюлю с водой я клала кипятильник и включала его. Когда вода кипела, я прямо туда, к кипятильнику, кидала порезанную картошку. Потом отправляла туда дошираковскую лапшу и приправы, варила это все до готовности картошки, разбивала туда и разбалтывала яйцо, под конец заправляла зеленью и кидала кусок масла (чаще всего, конечно, у нас было не сливочное, а какая-нибудь гадость типа «Рамы»). Кипятильник все это время лежал на дне и кипятил. Потом его приходилось отмывать от лапши и яйца, но суп получался вполне приличный.

Еще я делала «гуляш студенческий» на довольно паршивой тушенке, которая продавалась тогда в Москве. Сначала, опять же, кипятила воду и кидала туда картошку, потом добавляла морковь, лук, и все овощи, какие наскребались в хозяйстве – скажем, перец и помидоры, чаще всего дешевую мятую некондицию, или раздавленные по дороге из магазина. Если не было их, в дело шла томатная паста или кетчуп. Далее соль, перец, лавровый лист, иногда чеснок – и собственно тушенка. Гуляш объединял в себе первое и второе, легко приготовлялся в больших количествах, и был исключительно нажорист. За что и ценился.

Верх мастерства и изобретательности – капуччино из растворимого кофе в общажных условиях, без всяких кофеварок и прочих агрегатов. Берется большая кружка, в нее сыплется требуемая доза какого-нибудь Нескафе и пара ложек сахара-песка. Добавляются буквально две капли горячей воды (очень важно ни в коем случае не переборщить, именно две капли). Все это смешивается в кашицу и растирается чайной ложкой минут 10, буквально добела. Далее нужно очень тонкой струйкой влить туда кипяток из чайника, который надо держать как можно выше. Лучше всего влезть вместе с чайником на стул, чтобы вода падала в кружку с высоты метра в полтора. Если все делать правильно, получится белая пена на полкружки. Туда можно очень аккуратно долить молока или положить чайную ложку сгущенки.

Сгущенка занимала в нашей жизни особое место, с ней связано много историй. Например, ее варили, она взрывалась, ее всем блоком отмывали от стен и потолка… А еще был поучительный казус с моей соседкой Иркой. Про Иркину жизнь вообще можно писать романы, только все равно никто не поверит, что так бывает…

В тот год за Иркой бегал Гоша (и еще с полдесятка всяких, но сейчас речь не про них). Гоша был не то чтобы прямо мажор, но «мальчик из хорошей семьи». Его учили красиво ухаживать: водить девушек в рестораны, устраивать культурную программу, дарить цветы и т. п. И он исправно применял все это к Ирке. Ей оно, правда, было до фонаря, как и сам Гоша. Она тогда ходила на танцы и плясала рок-н-ролл с огромным монтажником лифтов Толиком, а еще у нее был физик Сергей, а еще у нее была работа, на которую она ходила после универа, и после учебы, работы и танцев она приползала в общагу ближе к полуночи, зеленая как зомби. Так что разбираться еще и с Гошей у нее не было сил, и он иногда возникал в общаге и ждал ее, бледный и печальный.