Дмитрий Константинов - Чудотворец

– Когда это случилось?

– Не сразу, постепенно…

– Наверняка перешли ту черту! Я предупреждал, помните? Знаешь, что уже нельзя, а все равно делаешь!.. Это когда девушке ногу спасали?

– Не в этом дело!.. Я эту черту уже сто раз переходил!

– А в чем?!

Николай хотел что-то сказать, но остановил себя, лишь пожал плечами.

– Не думаю, что это навсегда, – решительно проговорил доктор. – Зачем-то же вам дан этот дар?.. И чтобы вот так, просто, куда-то делся?

– Кем дан?!

– Вы же не думаете, что вся эта жизнь – цепь совпадений, нагромождение случайностей?

– Знать бы точно…

В дверь постучали, и в комнату заглянула Анна Владимировна.

– Ну что, мы идем? Уже полшестого.

– Куда идем? – растерялся Николай, но дверь уже закрылась.

– Я тут, – смутился доктор Губер, – вашу маму в театр позвал… Она попросила узнать: вы не против?..

– При чем тут я?

– Ну-у… не знаю, – у доктора даже скулы покраснели от смущения. – Она попросила…

– Я не против, – улыбнувшись, кивнул Николай.

На даче Гудовского – полный сбор: Ставицкий, Мальков, Леня Гузак, адвокат Астанин и сам хозяин дачи смотрели репортаж с места событий.

– Зачем он это сказал? – недоумевал Гузак.

– Это нам на руку! – довольно откинулся на спинку стула Астанин. – Полностью подтвердил нашу версию!

– Я знаю, что он сделал! Не понимаю: зачем?

– Издевается, – бросил Гудовский.

– Да нет, не похоже, – Мальков покачал головой. – Витя, что ты молчишь?

– Я хочу знать, где мой сын.

– Самое время! – фыркнул Гудовский. – Может, сначала разберемся со всем этим?

– По большому счету, какая разница: разберемся – не разберемся?.. Без работы не останусь – всегда будут те, кто мне верит. Сейчас я хочу одного: вернуть сына.

Вскоре Леня Гузак писал на листочке явку с повинной. Адвокат Астанин диктовал:

– Это была моя идея: обвинить Николая Арбенина в смерти Пети Хрулева. Ставицкому я ничего не сказал: он бы, конечно, не согласился…

– Пропиши отдельной строкой: Ярослав Гудовский тоже ни о чем не знал, – вставил Гудовский. – Я попросил его помочь по старой дружбе, не посвящая в подробности.

Леня перестал писать, поднял взгляд на Астанина.

– Меня точно не посадят?

– Я же сказал: условный срок!.. У-сло-вный! Ты никого не убил, не ограбил.

– В крайнем случае, посидишь годик, – усмехнулся Гудовский. – Через год уже на свободе!

– Год в тюрьме?! – вскинулся Гузак.

– Это – в самом крайнем случае! – поспешно сказал Астанин. – Но я уверен, до этого не дойдет!

– Даже если дойдет, Леня! – Гудовский проникновенно посмотрел Гузаку в глаза, явно испытывая садистское удовольствие от глумления над адвокатом. – Зато спасешь общее дело!

– А почему я? – дрогнувшим голосом пролепетал Гузак. – Есть еще Гена…

– Потому что у Гены семья: жена, сын, – пояснил Мальков. – Гена их любит! А ты – одинокий старый еврей, который любит деньги! Мы тебе их дадим, Леня! Много!

– На чем мы остановились? – вернулся к делу Астанин.

Мальков встал и вышел на веранду, где, облокотившись на перила, смотрел на лес Ставицкий.

– А этот Арбенин – молодец, не сломался, – проговорил Мальков. – Кажется, все уже, обложили…

– Молодец, – медленно кивнул Ставицкий. – Ничего, еще не вечер. Можно даже сказать, раннее утро.

– Будем продолжать?

– Он сам этого хочет, – Ставицкий едва заметно усмехнулся. – Правильно, что ему еще делать? Он же один в этом мире – вообще, никого нет! А я не один, у меня есть сын.

– Что-то я не совсем понимаю, – нахмурился Мальков.

– Тебе и не надо понимать… Гена, найди мне сына!

В гараже Реваза вновь был накрыт «стол»: на капоте стояла почти полная бутылка водки и лежала немудреная закуска.

– …А утром, когда девчонке ногу спас, знаешь, какая первая мысль?.. «Все, я его сделал!» – и такая радость в душе!.. Не оттого, что ей ногу не отрежут, а оттого, что сделал его… Ставицкого!.. Я !

Реваз потрясенно покачал головой.

– Это плохо, Коля… Так нельзя.

– Знаю, Реваз… Знаю.

– И то, что знал: она умереть может, но все равно к ней пошел – это еще хуже!

– И это знаю, – Николай совсем опустил голову. – Главное, сам не знаю, когда началось!.. Сначала просто хотел помочь: пацану на коляске… Так радовался, когда он стал пальцами шевелить – это было самое главное! Не то, что я это сделал, а то, что он теперь на коляске сам может ездить! А потом, в какой-то момент… И ведь не могу отследить этот момент!..