Александр Филиппов: День козла

Побывать у Гаврилова удалось лишь ближе к вечеру, когда закончились скорбные формальности по отправке тела Сорокина и долгий разговор с прокурором города по поводу случившегося на элеваторе и возле дома Душновой.

Гаврилов жил все в том же досчатом, выкрашенном в зеленый цвет домике, где Коновалов бывал в молодости не раз. Только вполне деревенский пейзаж напротив – сатиновое от васильков и ромашек поле с темной кисеей пойменного леса вдали, сменился на вполне городской – свалку с горами битых железобетонных конструкций, торчащей из земли врастопырку изржавленной арматуры и прочей, ни для чего не гожей, и оттого исторгнутой городком дребедени.

Краска на стенах домика тоже облупилась, словно чешуя на снулой рыбе, из-под веселенькой когда-то, салатного цвета зелени проглядывала тут и там мертвая серость старых досок.

За железными воротами во дворе, опершись четырьмя колесами в травку, понурились изъезженные, как пожилая кляча, «Жигули».

– Тебе по районному чину давно пора в персональный коттедж перебраться, – сказал, обозрев жилище приятеля, полковник. – Вон, соседи-то вокруг как расстроились. Не дома – игрушки!

– На мою зарплату такой не построишь, – буркнул хмуро Гаврилов и указал на крыльцо. – Входи.

– Супруга-то на работе? – осторожно поинтересовался Коновалов, старательно шаркая подошвами ботинок о влажную мешковину у порога.

– Дома. За снайпером присматривает, – с непонятной горечью съязвил хозяин и крикнул в глубину дома. – Зина! Ты где? Выходи, я гостя привел!

– Зина? – насторожился полковник, а потом, догадавшись, вздохнул обреченно. – Нy да… Конечно же, Зина…

Он протиснулся вслед за Гавриловым в узенькую прихожую, затоптался растерянно на старомодной, вытертой кое-где до белых проплешин, темно-бордовой дорожке.

– Не разувайтесь, я полы не мыла, – услышал он и через столько лет удивительно узнаваемый голос, – да и тапочек гостевых нет!

Вышла навстречу хозяйка – высокая, не по-старушечьи благородно седовласая, не располневшая в свои… сколько же? Сорок семь, должно быть, лет…

– Здравствуйте, – протяжно обратилась она к гостю и осеклась. – Господи… Неужто Илья?

– Он самый, – смутясь от взгляда ее, опустил глаза Коновалов. – Вот, оказался по служебным делам… Как говорится, гора с горой не сходятся, а человек с человеком…

– Сплошь и рядом тоже, – подхватила Зина. – Проходите в зал, посидите чуток. А я на кухню – сготовлю чего-нибудь по-быстрому.

– Да я, собственно, и не претендую… – окончательно сконфузился полковник, но хозяйка прервала.

– Я тоже не претендую – в смысле поварского искусства. Но голодными не останетесь, – и ушла, вскинув гордо подбородок – совсем как прежде.

А Коновалов озаренно вспомнил эту ее манеру – как бы соглашаясь, повторять фразу собеседника, но при этом придавать ей совершенно противоположный смысл.

Комната, которую Зина назвала «залом», была явно просторнее остальных и заставлена стандартной, советских еще времен, мебелью – недорогой полированной «стенкой» с неприменными хрустальными вазочками и рюмками в серванте, широким диваном с пестрой синтетической обивкой, тесно набитыми книгами стеллажами и черным, траурного вида японским телевизором на тумбочке в углу.

Над диваном Коновалов увидел большой фотографический портрет в рамке. Короткостриженный парень в камуфляже с голубым беретом, небрежно засунутым под матерчатый погон, улыбался белозубо в объектив.

– Вот он, наш снайпер, – перехватив взгляд полковника, с грустной гордостью подтвердил Гаврилов.

– Симпатичный парень. И, судя по всему, геройский! – искренне похвалил гость.

– «Героем» не удостоили, а орден Мужества он в госпитале получил.

– Ранен был?

– В девяносто пятом еще, – сказал Гаврилов. – До сих пор околематься не может. Хочешь посмотреть?

– На орден?

– На сына моего. Сережку. Тебя верно информировали. Снайпером он воевал. Сослуживцы рассказывали, девятнадцать боевиков снял. А двадцатый – его.

– И… что? – глухо спросил полковник.

– Пойдем в ту комнату, – Гаврилов шагнул к плотно зашторенной плюшевыми занавесками двери, распахнул. – Знакомься.

Коновалов переступил порог небольшой спаленки. Сразу бросились в глаза многочисленные вырезки из глянцевых журналов, плакатики, пришпиленные кнопками к обоям. На них – пышногрудые девицы, патлатые и стриженые на голо парни с гитарами, названия каких-то популярных музыкальных групп – типичная комната мальчишки-подростка.