Целый день в жилзоне дымила баня, куда пускали всех желающих, выдавая при этом каждому кусок душистого мыла, вафельное полотенце и смену белья. В столовой кипели котлы со щами и кашей, щедро сдобренные говядиной и свининой, а из репродуктора неслись песни, неслыханные здесь ранее, – Пугачевой, Киркорова, ещё каких-то исполнителей, сопровождаемые дикими музыкальными ритмами.
Переяславский улыбался удовлетворённо, поучая ходившую за ним хвостом свиту, в которой состоял теперь и бывший правозащитник:
– Путь к сердцу народа лежит через желудок!
По причине ясной, хотя и с лёгким морозцем, погоды, всех обитателей лагеря построили на плацу. При этом они стихийно размежевались на две колонны. В одной оказались исконные зеки и зечки, в другой, гораздо меньшей, – бывшие вохровцы с домочадцами. Дети хныкали, бабы ругались, чекисты в изодранных мундирах глухо роптали. А вот зековская колонна стояла молча, привычно и монолитно.
Переяславский предстал перед ними в цивильной одежде – простой, без изысков, куртке на меху, вязаной шапочке на голове и в собачьих унтах. Теперь он походил не на главнокомандующего небольшого, но чрезвычайно боеспособного войска, а на усталого, умудрённого жизнью начальника геологической партии, например. В руках вице-губернатор сжимал ярко-красный мегафон японского производства. Поднеся его к губам, он обратился к собравшимся:
– Дорогие друзья, безвинные узники и те, кто долгие годы был вынужден охранять вас. К вам обращаюсь я, друзья мои. И прежде всего объявляю, что отныне вы все – равноправные граждане свободной России!
Он прервался, ожидая аплодисментов, свита подобострастно захлопала, но плац молчал насторженно. Переяславский продолжил: – В том, что случилось с вами, ничьей вины нет. Вернее, виновные есть, но они давно на том свете. А мы с вами, друзья, на этом. И нам надо жить дальше, не делясь на красных и белых, своих и чужих, растить детей и внуков, обустраивать нашу Родину – и большую, и малую, как социально ответственное, демократическое государство…
– Домой-то когда отпустите? – прервал его вдруг кто-то из колонны вохровцев. – А то закрыли нас вместе с поганой зечнёй, а теперь тары-бары разводите!
– Я понимаю ваше нетерпение, друзья, – развернул в ту сторону мегафон вице-губернатор. – Но попрошу для начала исключить из лексикона эти отвратительные слова – зеки, вохра, чекисты… Повторяю: теперь вы равны и свободны… Что касается дома… К сожалению, он есть далеко не у каждого, стоящего здесь сейчас. Как нет у вас и документов, удостоверяющих личность, которые действуют на территории современной России. Мы не можем просто раскрыть ворота и отправить на все четыре стороны бывших заключённых. Куда вы пойдёте в зимнюю стужу? В тайгу? Эвакуировать вас на Большую землю одномоментно, всем скопом, тоже пока невозможно. Где вы будете там жить? Без документов, без денег… Бичевать по вокзалам и подъездам? Как представитель государственной власти, я не могу пока допустить этого. Так что не всё так просто, друзья. Со дня на день ударят свирепые морозы, заметут метели. Нам надо срочно обустроить свой быт, создать запасы продовольствия. И без вашей помощи нам, конечно, не обойтись. Поэтому с каждым из вас будет заключён трудовой договор, в соответствии с которым вы получите свой участок работы, вам будет выплачиваться денежное вознаграждение. Всё по закону. На заработанные деньги вы сможете приобретать продукты питания, арендовать жильё, оплачивать коммунальные услуги…
– Эт… эт чё, ещё и за барак придётся платить? – удивился кто-то из бывших зеков.
– А как же! – воскликнул Переяславский. – Вы – свободные граждане, получающие за свой труд зарплату. И в состоянии оплачивать, как это делается во всём цивилизованном мире, своё пропитание и жильё. А государство возьмёт на себя обеспечение посёлка продовольствием, создаст рабочие места для вас. И конечно, на этот переходный период мы вынуждены будем особое внимание уделять охране общественного порядка, чтобы вы могли спокойно жить и трудиться. А потому наши сотрудники продолжат патрулирование территории лагеря, часовых с вышек мы тоже до поры до времени не будем снимать. Ещё раз, друзья мои, поздравляю всех с долгожданной свободой. Можете пока разойтись по баракам…
Уром следующего дня Богомолова, спавшего на своём привычном месте в бараке, разбудил шнырь-дневальный:
– Эй, Гоголь, хорош дрыхнуть! Поднимайся, тебя на вахту кличут!
Читать дальше