Илья Луданов - Секрет Небосвода. Рассказы

Все начинается с малого. Взявшись за одно дело, заметили, как в руках заспорилось другое; пелена растерянности начала отступать. С каждым часом ребята больше понимали увиденное, чувствовали красоту затихшей природы и открывали правду о том, что видели в глазах отца, когда он рассказывал им о деревне. Нелегко это понять – от деревни и дома остались лишь тени. В них не было тепла, холодный сырой дом с омертвелой паутиной по углам завораживал, но не мог стать родным.

К вечеру комнаты были порядком вычищены, окна промыты, в зарослях двора пробились кривые тропинки. Нашлись какие-то дрова, была проверена для топки печь.

Не стали трогать только сад. Откуда-то Олег вспомнил историю, как человек решил привести в порядок старый и заросший сад, весь день трудился, расчищал заросли, а когда закончил, пришел в ужас от нарушенного им покоя и естества. Гена спорил, говорил, земле не быть без человека, что бесполезно все, во что мы не вкладываем себя. Олег вяло возражал, не умея доказать, но чувствовал – не нужно трогать сад. Тогда его настроение вдруг передалось брату, и сад остался как есть.

После ужина братья пили горячий чай с сахаром. Вкус ключевой воды ощущался и тут. Пили неторопливо, грея стаканом руки и прищуриваясь; выпивали по глотку, впитывая аромат до конца.

– Самое интересное, – сказал Гена, – что легче всего было ничего этого не делать. Походить, оглядеться и уехать. И никто бы ничего не сказал.

– Есть одна простая идея, – ответил Олег. – Легче всего – успокоиться и зарабатывать деньги.

– Еще интересней, что завтра мы уедем – и через пару месяцев от всего, что мы тут понаделали, ничего не останется.

– Но все равно, все это – здорово! – хлопнул ладонями Олег. Гена оглянулся на играющую с огнем печь, улыбнулся и слегка кивнул.

Старый дом, все его одичавшее хозяйство спокойно продолжили бы и без них доживать свой равнодушный век, и Олег понимал, что ни на кого и ни на что не повлияет их суета. Но что-то тянуло взять в руки топор, нож, лопату – и пилить, чинить, отмывать…

Он подошел к печи. Дрова прогорели и мерцали в топке красными светлячками. В доме стало заметно теплее. Впервые за много лет, подумал Олег.

Перед сном братья вышли подышать на улицу. Ясный, безветренный и еще теплый день бабьего лета подарил звездную ночь. В тишине воцарилась такая темень, что они удивились, какая здесь может быть жизнь, и понимали, что только сами они могут доказать, что жизнь может вновь случиться здесь.

Когда ложились, вспомнили рассказ отца, что в деревне удивительно, как нигде, спится. Ночью Олегу приснился ясный теплый летний день, их дом, совсем новый, со свежевыкрашенными фронтонами и гладкими, не обсыпавшимися стенами. Заполненный людьми двор. Все громко, с весельем и задором разговаривали и обсуждали что-то; в избе на разрыв кричал грудной ребенок; мальчишки стайками бегали вдоль заборов от двора ко двору, играя в свои игры; на крепкой лавке у стены дома с палкой в руках сидел старый дед и курил, положив ногу на ногу. Вдалеке женщины, заразительно смеясь, несли с реки в тазах белье. У забора два мужика размашисто пилили дрова. Рядом худой и высокий парень спешно и неловко колол дрова. На заливных лугах мычали коровы, просясь на полуденную дойку. За деревьями блеяла отара овец. Скрипела телега, провозя полный воз сена, и белая в яблоках лошадь упруго била по изъезженной дороге широкими копытами. Воздух был наполнен кудахтаньем кур во дворах и гоготом гусей у реки.

Маленький мальчик, забравшись на высокую липу, уселся в развилине ветвей, почесал поцарапанную руку и пристальным, хватким взглядом окинул двор. Он будто впитывал все, видел и вбирал в себя, чего не замечал раньше. Мальчик долго так сидел и старательно, со вниманием и желанием запомнить каждую мелочь, вглядывался во все глазами, так похожими на глаза своего отца.

Маша только вернулась, мы поужинали, и пока я собирался, она прилегла и уснула. Не хватило смелости будить ее. Маша лежала, закинув голову на мягкий подлокотник и чуть сгорбившись. На открытое лицо сквозь занавески падали мягкие вечерние лучи; она не просыпалась. За окном ветер шевелил листья яблони, и прозрачные тени легко двигались по ее лбу, бархатным щекам, носу и бледно-розовым губам. Нигде не видел столько простоты и природной ясности, так много правдивой нежности, как в этом лице. Я улыбнулся, попрощался с Машей про себя – и по дороге на станцию никак не мог усмирить волнение в груди от сознания, что она рядом.